Взрослые моего детства
Последний раз мы виделись той запоздалой осенью, когда вдруг во второй раз распустилась кое-где вишня, зацвел шиповник. Неожиданный всплеск природы перед неминуемым: студеным ветром, седой промозглостью предстоящей зимы. Игнатьевич стоял на остановке при полной своей дачной амуниции: полотняная сумка с термосом, плоскорез, штормовка. Он совсем не выглядел на свои восемьдесят. Ладная фигура, гладко выбритое лицо и глаза – с каким-то особым, фирменным пустошиловским прищуром. Внимательные такие глаза: умные, понимающие, располагающие. Именно про такие говорят- зеркало души. А душа у Ивана Игнатьевича Пустошилова была славная. Без камня за пазухой. Говорил, что думал. Жил, как хотел. И писал, оставаясь честным перед собой и людьми. Время, конечно, на его судьбу выпало непростое. Но и не самое худшее для журналистики. Правды в газетных статьях тогда было больше. И веры людей газетной строке тоже.
В журналистику Пустошилов пришел по воле случая, но отнюдь не случайно. Он любил рассказывать об этом периоде своей биографии, каждый раз добавляя какие-то новые детали. Эти детали были дороги для меня, наверно, даже больше, чем для самого Ивана Игнатьевича. Потому что в его повествовании всегда фигурировал Семен Яковлевич Некрасов, редактировавший Котельничскую районную газету «Ударник» в пятидесятые годы. Редактора я знала лично, поскольку приходилась ему младшей дочерью. Вспоминаю. Мне пять лет. Старшая сестра, к тому времени выпускница школы, забирает меня из детского сада и на часок подбрасывает в редакцию газеты. В кабинете отца горит лампа с зеленым абажуром, а его самого где-то нет. Зато в большом, проходном,  кабинете весело. Суровое начальство отсутствует, зато есть потешная девчушка, которая за словом в карман не лезет, отвечая на вопросы стихийного интервью. Интервьюирующих двое, но девочка отдает предпочтение смешливому дяде, которого присутствующие называют «Игнатьевичем». За смелые и бескомпромиссные ответы Игнатьевич награждает меня пряником. С  появлением редактора смех стихает, Игнатьевич отходит к своему столу, окунает перо в стеклянную розового цвета чернильницу и начинает что-то быстро писать. Начальство вместе с вычитанными гранками (мне, кажется, это слово я знаю с самого рождения) прихватывает с собой в типографию и меня. Типография на первом этаже. Там высокий парень в тельняшке крутит широкое колесо, похожее на барабан. Впервые вижу, как печатается газета и запоминаю это действо на всю оставшуюся жизнь. Получается, Игнатьевича я знаю, точнее, знала очень давно. Это человек из моего детства. А еще юности и взрослости. Так судьба распорядилась.

С наше повоюйте хоть бы год
Юность Ивана Игнатьевича пришлось на время войны. Той самой, Второй мировой и Великой Отечественной. Он был ее участником, имел награды, но рассказывал скупо. Мне почему-то казалось, чувствовал себя немножко виноватым, что не попал на Западный фронт, хотя по-мальчишески упрямо стремился туда, где наши били немцев. Ивану было всего 17, когда в суровом 1942 его призвали в действующую. Через семь месяцев учебы в школе снайперов Пустошилов оказался едва ли не самым метким среди курсантов своего выпуска. Это и предопределило его судьбу. Солдат стал инструктором в той же школе снайперов. Приказы не обсуждаются, но когда началась война с Японией, Пустошилов подал рапорт и оказался на Манчжурском фронте. Его война длилась недолго. С боями дошел до Харбина, а затем еще 4 года служил в армии. Демобилизовался в 1949 году. Работал золотоискателем в Амурской области. Женился и волею судьбы, как нередко говорил сам, оказался в Котельниче. Он не был вятским, и выговор его все время выдавал. Но вятским стал, потому что здесь родились его дети, здесь его нашла единственная на всю оставшуюся жизнь любовь. Любовь к профессии. Случайно, а можно сказать и опять по воле судьбы, Пустошилов стал журналистом, с блокнотом обошел, объехал не только весь Котельничский район, но и пол-области в придачу.

Лесенка в профессию
Он любил вспоминать, как пришел в профессию.
-Комсомолята моего времени жили интересно. И вот среди молодежи можно было нередко встретить уже совсем не молодого человека - Семена Яковлевича Некрасова. Это был мой первый редактор.
Тогда как раз районная газета «Ударник» переходила с двухполосной на четырехполосное издание. Требовались кадры, а где их искать, если не среди комсомольских активистов.
Некрасов на одно вакантное место литературного сотрудника взял с испытательным сроком сразу троих. Лучше других справился Пустошилов, его и взяли в штат.
-Вспоминаю, как что-то бормоча себе под нос, Некрасов безжалостно вымарывал синим карандашом все лирические отступления в моих заметках - рассказывал Иван Игнатьевич о начальных шагах на журналистском поприще. – Только позднее понял, что краткость и есть сестра таланта. Этому нас, молодых, и учил мой первый редактор. Кстати, от газеты его отлучали, бросая на партийную работу, но в душе и на деле он всегда оставался газетчиком.  
На разного рода журналистских посиделках, которые обычно приходились на новый год или на старый, советских времен, день печати, Иван Игнатьевич, нередко начинал свой тост словами:
-Журналистика – это не профессия. Это образ жизни. Сидевший обычно рядом с ним дядя Костя, Константин Константинович Сопов, тоже фронтовик, человек очень сложной судьбы, правдолюб, мастер слова и поэт, журналист милостью божьей, согласно кивал. И вместе они обязательно затягивали любимую ими «Песенку военных корреспондентов» на слова К.Симонова. Пели с чувством. Слушать бы и слушать. Оба обладали музыкальными способностями, прекрасными голосами. Оба любили пошутить, а иной раз поспорить, но без обид, по-доброму.
Иван Игнатьевич на своей карьерной лестнице ни одной ступеньки не пропустил: литературный сотрудник, корреспондент радио, отдела писем, заведующий отделом сельского хозяйства, ответственный секретарь. Потом была партийная работа и снова газета – редактировал созданную им с легендарным председателем земли Вятской Андреем Мироновичем Ронжиным колхозную многотиражку в колхозе «Искра». Затем работа в «Кировской правде» в качестве собкора. И снова в той самой районной газете, откуда есть пошел журналист Пустошилов, но уже в должности главного редактора вплоть до выхода на пенсию. Коллеги Ивана Игнатьевича вспоминают: это был не случайный человек на  редакторской должности, а действительно профессионал: «Легко писал, легко общался и вообще был легким человеком в хорошем смысле этого слова». Ответственный секретарь газеты на протяжении последних тридцати лет Т.В. Толстоброва подмечает: «У Ивана Игнатьевича был редкостный дар: он одинаково хорошо писал и говорил. Речь яркая, правильная, пересыпанная множеством поговорок и пословиц. И было в нем обаяние, какой-то особенный мужской шарм даже в очень пожилые его годы».

Люди - народ интересный
В самом начале журналистской биографии судьба свела Пустошилова с тогдашним редактором областной молодежки «Комсомольское племя» Альбертом Лихановым. Случалось, лично звонил писучему коллеге из «районки»:
-Иван, срочно давай очерк! Да-да, уже в ближайший номер. Поищи там у себя в районе хорошую сельскую семью.
На ночь глядя, на попутке, Пустошилов добирается до Залесской. Есть такая деревушка по старому тракту на Вишкиль. Была у молодого журналиста «затесинка» в блокнотике: написать о семье Чагаевых. Мать с отцом механизаторы. И дети по родителям, от техники не оторвать. Ночевал корреспондент в семье героев будущей публикации. Хозяйка бросила тулупчик на лавку: спи. А ночью случился конфуз с младшим сыном хозяев Вовкой. Тот упал с печки и угодил в бочку с солидолом, которая стояла в избе. Крестился на профессию, так сказать. Потом очерк Ивана Пустошилова «О чем мечтает Вовка», опубликованный в «Племени», был отмечен на журналистском конкурсе. На премию за второе место Пустошилов купил себе приличный полушерстяной костюм. Он всегда был немножко щеголем. И костюмчик на нем, как говорится, сидел. Он нравился женщинам даже в возрасте за шестьдесят, но всегда умел быть хорошим, заботливым мужем и отцом. Тяжело переживал гибель взрослого сына. Всегда был опорой для дочери Ольги и единственной внучки. С супругой Зинаидой Лазеровной они успели отметить их золотую свадьбу.
Иван Игнатьевич, по его собственному признанию, не представлял, где бы мог работать еще, кроме газеты. Говаривал: «У журналиста такая профессия: проснулся – и уже на работе! Если в газету пришел по призванию, то это до конца жизни». С ним самим именно так и случилось: печатному слову он оставался верен до конца. Будучи в возрасте далеко за семьдесят, он объехал в Котельничском районе все села, побывал во всех домах ветеранов, а потом на страницах районной газеты опубликовал серию материалов о стариковском житье-бытье в сложное время реформ.

Урок профессионализма
Однажды, когда Игнатьевич работал собственным корреспондентом «Кировской правды», выпало ему задание редакции написать материал о качестве работ на уборке зерновых. Вместе с ним в командировку в одно из котельничских хозяйств отправился и молодой начинающий журналист местной газеты. За селом Екатерина вышли в поле, где групповым методом работали комбайны.
-Поищи-ка палку, примерно метровую, - попросил Игнатьевич коллегу. Молодой удивился такой просьбе, но нужная палка сыскалась быстро.
-А теперь бросай ее.
-Куда?
-Да в любую сторону бросай!
Палка улетела метров на сорок. Пустошилов двинулся к месту ее падения, поднял, очертил едва заметный на жнивине квадрат, присел и снизу вверх глянул на растерянного молодого коллегу.
-А теперь давай считать потери. Вишь, сколько зерна рассыпалось на одном квадратном метре. А на гектаре в сто раз больше! Потом Игнатьевич двинул прямиком по скошенному полю к стоявшему на обочине «уазику». Достав из редакционной машины брезентовую палатку(оказывается, он ее специально прихватил перед поездкой), направился к комбайнам, разостлал брезент на пути одного из агрегатов и помахал комбайнеру, мол, давай, двигай прямым курсом. Журналистская брезентовая палатка стала зеркалом качества одного дня уборочной страды в районе. Скоро в областной газете появился аргументированный репортаж о ходе уборки урожая за подписью Ивана Пустошилова. Тот урок профессионализма при подготовке материала для газеты молодой журналист запомнил на всю жизнь.
Собкор из Котельнича в «Кировской правде» начала семидесятых Иван Пустошилов слыл непревзойденным фельетонщиком. Он и в жизни умел и любил острить, а уж когда писал что-то этакое, с перчинкой, то текст действительно получался язвительно -ироничным, заметным, читаемым. Понятное дело, что критика нравилась далеко не всем, сидевшим в те времена в партийных кабинетах серого здания на Театральной.
Спустя годы, вспоминая пору своего увлечения фельетоном, Пустошилов признавался не без горечи:
-Однажды за один ироничный текстик меня так отхлестало партийное начальство, что за сердце схватился. Плюнул. И стал писать очерки о людях.
Он жил и работал в рамках своего времени. Разумеется, придерживался этих рамок. По-другому не получалось. Пресловутая ленинская формула о том, что жить в обществе и быть свободным от общества, увы, злободневна для журналистики и по сей день в той же степени, если не в большей.
-Мы, журналисты, были идеологической обслугой Системы, - не стеснялся признать очевидное Иван Игнатьевич. Он был сыном своего времени, но служил людям и России.
Татьяна Вылегжанина.  (Вятский край)