Колесо истории

Вместо предисловия.

Девяносто лет назад из порта Саутхемптона (Великобритания) вышло в свое первое плаванье самое крупное пассажирское судно начала столетия под громким названием "Титаник". Среди 2200 пассажиров на одной из палуб, прижавшись к железному бортику, застыла в грустной позе молодая привлекательная женщина с годовалым сынишкой на руках. Ветер норовил забраться под кокетливую шляпку мадонны, играя пепельными прядками волос, сцеловывая с тонкого лица невольно набегающие слезинки. В огромной толпе провожающих Машеньке больше всего хотелось опять увидеть отца, Петра Васильевича, но он остался в Ревеле, куда по железной дороге проводил дочь с внуком, посадил на пароход, идущий в Англию, а сам вернулся домой, в Котельнич, маленький городок ее детства, откуда она сбежала несколько лет назад в поисках счастья. Перед расставанием под хмурым ревельским небом Машеньке тогда вдруг подумалось: "Свидимся ли еще раз, батюшка?" Физически крепкий, ладно сбитый, не жалующийся на здоровье отец, заметно сдал, будто как-то осел в последние годы. Молодая женщина в происшедших с родителем переменах чувствовала и собственную, дочернюю вину.

Дом на Остроконской площади.

Кисельниковы жили в Котельниче на Остроконской площади. Их каменный побеленный двухэтажный дом стоял в самом ее центре, фасадом на реку и красавец железнодорожный мост, выстроенный через Вятку лет за пять до описываемых событий. Стальные рельсы пролегали в какой-то сотне метров от Кисельниковского дома. Девушкой Маша любила наблюдать, как мимо громыхают по железнодорожному мосту пассажирские поезда. Она даже пыталась разглядеть за кокетливыми бархатными занавесочками на окнах лица пассажиров. Ей и самой хотелось когда-нибудь сесть в курьерский поезд, вот так же спрятаться за занавесочку и уехать в большой-большой город, лучше в столицу, и начать там новую красивую жизнь. Петр Васильевич, замечая в глазах старшей дочери пугающую его рассеянность, мечтательность, задумал выдать девку замуж. "Да ведь и пора,- говорил он жене, будто оправдываясь за свое решение. - Не все книжки читать, 18 годков уже, прогимназию закончила. Образованная. Женихов кругом - пруд пруди. Вот и намедни сваха забегала. От соседа Авкентия Андреевича. У того полон дом парней, а у них с женой все девки. Маша старшенькая. Вчерась Петр Васильевич ответил свахе согласием. Мол, пусть сосед приходит потолковать, а дочку он приданым не пообидит.

О разговорах батюшки со свахой Маша узнала от сестер. Замуж за неказистого и не больно образованного сына мещанина Авкентия Андреевича ей совсем не хотелось. В детстве они вместе запускали на крутом берегу Острокони бумажного змея, а в последнее время, как сообщила нянюшка, младшой Андреев парень зачастил ходить мимо Киселевских окон. Да все норовил под занавеску заглянуть, будто высматривал кого-то. Оказывается, ее, Машеньку высматривал. "Не бывать этой свадьбе, - твердо сказала сестрам Мария. - Да как же ты маменьку с тятей ослушаешься? - изумилась младшая, но сестру не выдала. А Маша с утра, запершись на крючок в своей комнатке на втором этаже, собрала чемоданчик, положила в потайной кармашек деньги, которые удалось скопить. По воскресеньям Петр Алексеевич всегда давал дочкам определенную сумму на сладости да нитки для вышивания. Вышивать Маша не любила, к сладостям тоже проявляла полное равнодушие.

Уходить из дома решила за несколько часов до ужина. Маменьке сказалась, что идет к подруге. Сестры через окно, выходившее в сад, подали Маше ее саквояж. "Лишь бы Моролиха не заметила",- подумала Маша,- а то сразу прибежит к маменьке, и весь план рухнет. Моролихой весь Котельнич звал мещанку Анну Ивановну Моролеву, которая была наиближайшей соседкой Кисельниковых, и Машеньке следовало незаметно прошмыгнуть под ее окнами, чтобы потом, через глубокий овраг по знакомой с детства трпопинке, выводяшей прямо в центр города, спуститься вниз глубоченного оврага, потом подняться наверх и выйти на главную городскую улицу - Московскую. Отсюда до железнодорожного вокзала всего-то пять минут ходу.

...В течение двух лет от Машеньки не было ни слуху ни духу. Городской стряпчий Петр Васильевич Кисельников за это время полнейшей неизвестности поседел, помрачнел, выдал замуж среднюю дочь и почти что похоронил в душе старшую. Каждый раз, бывая в Никольском храме, он не знал, ставить ли ему свечку за упокой, или за Машино здравие. Непокорная дочь будто в воду канула.

Мария объявилась в родительском доме также неожиданно, как исчезла. Да не одна, а с мужем и маленьким Сереженькой на руках. Старик Кисельников так обрадовался встрече с дочкой, что забыл о всех ее прегрешениях и глупостях, не спускал с рук внука и благославил "басурманский", как язвительно заметила Моролиха, брак своей старшенькой с господином Прокофием Муллером из Петербурга. Зять рассказал, что человек он небедный, что родственники у него по всему миру не счесть, что в Машеньке он души не чает и что сейчас они собираются на жительство в Америку. Известие о скором отъезде дочери и внука потрясло Петра Васильевича, но ведь и препятствовать не будешь. Смирился, проводил молодых по "железке" до Ревеля, а потом Кисельниковы стали получать из Америки письма с диковинными американскими марками. Дочь сообщала, что у них с мужем народился еще один сынок, назвали Владиком и что она с младенцем приедет в Котельнич погостить - истосковалась на чужбине по родным, по своему уютному дому на Остроконе, что хотелось бы Владика окрестить в Никольском храме.

На этот раз в Котельнич Мария Петровна Муллер приехала без мужа. Тот остался в Америке со старшим сыном Сергеем, а она познакомила родителей с младшим внуком - Владику еще и годика не было. Дед Петр пытался учить мальца ходить по широким крашеным половицам в большой горенке, насквозь пронизонной солнечными лучами. Внучек жмурился, хватаясь за дедов палец, и смешно перебирал ножками. Ох, как не хотелось Кисельникову отпускать Машу с парнишкой в эту Америку, но час настал. Как и в прошлый раз, два года назад, Кисельников проводил дочь до Ревеля. Маша пообещала тот час по прибытии прислать телеграмму. Но телеграммы от дочери Кисельниковы так и не дождались. Зато апрельские газеты 1912 года пестрели заголовками: "Титаник ушел на дно", "Айсберг потопил "Титаник", "Спаслись немногие". Кисельниковы были в шоке. Сразу же отбили в Америку телеграмму. Ответ от Прокофия Никитовича получили неутешительный: в списке спасшихся Мария Муллер и ее сын Владик не значились.

Старик Кисельников гибель внука и дочери переживал отчаянно. Заболел, думал и не встанет более, но Бог милостив. Оправившись от потрясения и болезни, Петр Васильевич первым делом заказал для себя у знакомого краснодеревщика приличный гроб, который привез домой и поставил на подволоке. Этого гроба ужасно боялась четырехлетняя Люба Безденежных, дружившая с внучкой Кисельниковых Таей. "Смешная была девочка, шустрая такая, веселая. Мы с ней вместе бегали. Дома-то наши на Остроконской площади почти что рядом стояли. Тая меня уговаривала: "Ты, Люба, не бойся дедова гроба, он же на подволоке стоит". Мы ползали на подволок и в щелочку смотрели на этот гроб",- вспоминает Любовь Савельевна Безденежных. Бабушке Любе 92 года и она единственная, кого удалось разыскать, кто бы помнил семью стряпчего Кисельникова.

Любовь Савельевна по-прежнему живет в том же старом двухэтажном полукаменном доме на бывшей Остроконской площади (нынче это улица Шмидта), где родилась в начале прошлого века и в котором прошло ее детство, миновала юность, где выросли ее дети и внуки и доживает, по ее словам" чужой век" она сама.

Никто не уберегся от судьбы.

К бабушке Любе на второй этаж старинного особняка, некогда принадлежавшего ее деду Федору Мироновичу Безденежных, я поднимаюсь по искосившейся от времени крутой лестнице, долго путаюсь в полутемных сенях между дверями и наконец толкаю одну из них.

По именному списку домохозяев города Котельнича, составленному в 1891 году каким-то надзирателем, фамилию которого я так и не смогла разобрать из-за витиеватых завитушек в росписи, домовладение мещанина Безденежных числится под номером 243, а домовладение мещанина Кисельникова под номером 240. Рядом, в 241-ом жила уже упомянутая ранее мещанка Анна Ивановна Моролева - Моролиха, как назвала ее Любовь Савельевна. Несколько позднее и чуть ниже Безденежных жил самый богатый человек в округе Метелев. У него было два дома. У ворот на цепи сидел живой медведь. Проходящие мимо рыбаки подкармливали косолапого свежей рыбешкой. Впрочем, мишке и без подачек жилось сытно - хозяин был первым колбасником в городе, делал и продавал колбасу.

У бабушки Любы, несмотря на ее 92 года, светлая голова, она помнит мельчайшие детали прошлого, не забывает и то, что было совсем недавно. Для ее лет это просто удивительно. Она рассказала мне не только о судьбе семьи Кисельниковых, но и о том, как сложилась жизнь у других соседей, что жили рядом. Их Остроконскую площадь впору было назвать Мещанской. По социальному статусу Остроконю населяли сплошь мещане, в отличие, допустим, от соседней Московской, заселенной богатым котельничским купечеством. После революции и нэпа многих соседей из домов на Остроконе просто повыгоняли, раскулачили и редко у кого потом жизнь сложилась благополучно. Что не семья - то своя трагедия. Правда, не столь громкая, как у Кисельниковых, старшая дочь которых вместе с внуком нашла вечный покой на морском дне, а спустя годы воскресла в кадрах фильма о первом и последнем плаваньи знаменитого "Титаника". Ведь авторы сценария, взяв за основу трагедию любви двоих пассажиров судна, следовали строгой документальностиистики, изучили списки пассажиров, среди которых значилась и котельничанка Мария Кисельникова-Муллер.

О котельничских мещанах с Острокони фильмов никто не снимал и книг не писал, хотя почти в каждом здешнем доме пережила свою трагедию. Быть может, менее значимую по масштабам, но не менее пронзительную и страшную по своей сути.

Незадолго до революции, в 1917 году, мама бабушки Любы оплакивала сначала гибель горечо любимой младшей сестры Агнеши, которую средь белого дня на Московской зарезала Бобриха, жена инспектора народных училищ Боброва,а после революции на железнодорожных путях бандиты убили и младщего брата брата Алешеньку-чекиста. "Посмотри, какой он был красавец,- указывает мне бабушка Люба на семейный иконостас - фотографии на стене под одной рамкой.- Потом за рекой в том же 20 году много людей расстреляли. Кем они были, не знаю. Еще нас с мамой как-то взяли понятыми, когда имущество у колбасника Метелева описывали. У того самого, который медведя на цепи держал. Они пониже нас жили, ближе к церкви. Веришь ли - полный эмалированный таз золота и драгоценностей во время обыска накидали, хозяина арестовали, семью с пятью малыми ребятишками на улицу выгнали. Бедные разнесчастные люди,- вздыхает старушка. Она жалеет всех - и "наших" и "ненаших".

Их двухэтажный дом тоже едва не экспропиировали. Отеца давно в живых не было. Юная девятнадцатилетняя вдова, Любина мама, осталась с годовалой дочкой на руках, да еще с двумя старшими девочками от первого мужниного брака. Савелий, Любин отец, из небогатых, взят был котельничским мещанином Федором Мироновичем Безденежных в приемки дочери и наследники. За это Савелий отказался от своей фамилии и взял фамилию тестя. Когда стал вдовцом и владельцем большого двухэтажного дома, Моролиха прочила ему в невесты богатую, а он женился на бедной семнадцатилетней девушке, любиной матери.

- Жили в нужде,-вспоминает детство Любовь Савельевна. Помню, с утра до вечера стрекотала швейная машинка "Зингер". Мама шила мешковину для лошадей. Зачем? Так это сумки такие, чтобы овес в нее для лошади положить. Мешковины отправляли на фронт, Тогда шла мировая война. Потом гражданская. А мама все шила и шила,- вспоминает бабушка Люба. Еше рассказывает, что до революции первый этаж дома они сдавали семье капитана. "Деньщики у него и сапоги чистили, и с детьми нянчились, и обеды варили. А в семнадцатом квартиранта вместе с женой арестовали, детей- в детский дом, больше мы их и не видели". Моролиху тоже раскулачили. Она торговала булками и киселем на базаре. Померла, сердешная.- продолжает свои воспоминания бабушка Люба.- По соседству, уже после нэпа, построил дом Василий Яковлевич Белых, а его сына Егора упекли в 37 году на 10 лет только за то, что как-то выпил да частушку спел: "Купим козу для колхозу бригадир будет доить. Председатель заболеет, молоком будем поить",- скороговоркой проговорила-пропела старушка.- Когда Егор вернулся, худющий такой, больной, пиджак на нем, как на вешалке, болтается, на работу его нигде не берут. Так он гребни из костей делал да на рынке продавал. Гребни костяные, больно хороши, да разве это заработок для семьи,- жалеет соседа и по сей день старушка.

Позднее я встретилась с дочерю Егора - Лидией Георгиевной Белых. Она много моложе бабушки Любы и соседей Кисельниковых уже не помнит, а вот о Моролихе ей дед рассказывал. Говорил, что будто бы дом они свой поставили аккурат на том месте, где эта Моролиха жила.

По моему раскладу это не совсем так, да и Любовь Савельевна Безденежных утверждает, что дом Кисельниковых, из которого в 1908 году сбежала в столицу старшая дочка Петра Васильевича Маша, стоял как раз на том самом месте, где сегодня проживает Лидия Георгиевна. Дом же Моролихи стоял ближе к реке.

И дольше века длится день.

Еще Любовь Савельевна рассказала мне о своем житье-бытье. Замуж вышла за Макара Фокеевича Хомякова, но фамилию оставила свою - всю жизнь боялась, что иначе дом опишут и отберут. Трое детей вырастила. Старшая Лялька - Элена Макаровна - закончила школу с золотой медалью, стала врачом. "Года уж три не бывала у меня, но деньги присылает". Старший сын на инженера выучился, вместе с семьей проживал на первом жтаже родительского дома. Однажды что-то с женой не поладил и сгоряча застрелился. - Я ружье-то все убрать хотела куда подальше, да вот так и не собралась,- сокрушается бабушка Люба. - После утого с Танюшкой, со снохой-то моей, депрессия случилась. От нее, от депрессии этой и померла, с горя то есть. Год скоро, как схоронили. Я ее за все двадцать лет после смерти сына ни разу не попрекнула, худого слова не сказала. Умница она - Танюшка-то. Иностранный язык поначалу-то преподавала. Деток, внуков моих, выучила. Ничего не скажу - хорошо живут. А вот этот -то у меня плохо учился",- кивает бабулька в сторону лежащего в дальнем конце комнаты в каком-то лоскутье мужичка.- Болеет сейчас, вот и лежит". В довольно просторных и светлых комнатах с высокими потолками старинного дома непролазная грязь. "Да я сама-то в бане пять лет не бывала, дома сколь помоюсь и ладно. Кто меня в баню-то поведет? Народ кругом новый, незнакомый. Все уж перемерли, кого я знала. Выйду летом на лавочку посидеть, никто не поздоровается. Чужие все. Вот ты ко мне пришла, а я и рада. Дай-ка твою руку поглажу, а то с живым человеком не помню уж, когда и разговаривала". Я протягиваю бабушке Любе свою руку и она разглаживает мою ладонь своми сморщеными пальчиками, которые целых 50 лет стучали когда-то на райпотребсоюзовской машинке. Столько лет проработала Любовь Савельевна секретарем-машинисткой в РПС, а вообще-то общий трудовой стаж у нее 60 лет.

Послесловие.

...Кисельниковы с Острокони, по словам бабушки Любы, исчезли еще до революции. Петр Васильевич, заготовив себе гроб, в том же году и преставился. Потом куда-то уехала с родителями задушевная Любина подружка, внучка Кисельниковых, а в двадцатые годы снесли и их большой каменный дом.

В Котельниче, по данным автора, родственники погибшей на "Титанике" 90 лет назад двадцатитрехлетней котельничанки Марии Петровны Кисельниковой-Муллер не проживают, да и никто уже не помнит об этой давней истории. Правда, в Нижнем Новгороде жила и живет младшая внучка котельничского мещанина Кисельникова с Остроконской площади, Галина Николаевна Болякова, которая каждый год 15 апреля ставит в церкви поминальную свечу по своей тетушке Марии и ее сыну Владику.

(выделенное курсивом - правка, внесена спустя 12 лет после публикации статьи в газете Вятский край. О причинах правки и продолжение истории читайте здесь)

А колесо истории крутится дальше, уготавливая человечеству и новые всплески счастья, и новые трагедии.

ТАТЬЯНА ВЫЛЕГЖАНИНА.

("Вятский край")

Автор благодарит за помощь в подготовке материала краеведов Светлану Панькову, Николая Колчанова и преподавателя академии ФСБ из Москвы, котельничанина Сергея Кисельникова, однофамильца героини этой невыдуманной истории.