ИДЕЯ
Все начинается с идеи.
Желание пройти на плоту по всей Моломе от верховья до устья, то есть до впадения ее в Вятку пятью километрами выше Котельнича, родилось еще в конце 1987 года. По скромному, оставшемуся с детства, опыту участия в водных походах 320 километров будущего маршрута казались расстоянием уж если не огромным, то достаточно приличным. Трудно было представить поточнее и расход времени в пути, а отсюда объем продуктов, учесть множество прочих, пусть и самых необходимых, но все-таки жизненно важных для такой экспедиции требований. А потому решили не спешить, а сделать "пробный заплыв".
Поскольку "заплыв" предполагался тренировочным, с судном решили не мудрить, а сделать обычный деревянный плот из бревен, знакомый мне еще с детства и обкатанный неоднократно на Лузе.
В те годы объединение "Нижневятлесосплав", управление которого располагалось в Котельниче, было на пике своей экономики. По Моломе сплавляли ежегодно сотни тысяч кубометров древесины, заготовленной в северной тайге. А поскольку люди мы законопослушные, то обратились к одному из руководителей объединения с просьбой выделить нам для плота пять сухих бревен и подвезти их на песчанную отмель напротив поселка лесозаготовителей Бечево, что на юге Даровского района. Оттуда до Котельнича, судя по карте, было километров 120 по воде, и для пробы этого было вполне достаточно.
Пришло лето, и дня за два до назначенной даты выезда, я съездил в Бечево на автобусе и машине, предоставленной по такому случаю коллегами-журналистами Даровской районной газеты "Слава труду", увез два мешка - с продуктами и такелажем. Сухие шестиметровые бревна для плота уже лежали у понтонного моста на правом берегу Моломы, и, вернувшись домой, я поблагодарил того руководителя объединения за участие в осуществлении нашего предприятия.
ПРОБНЫЙ "ЗАПЛЫВ"
Через два дня мы приехади сюда, в Бечево уже всем экипажем. Кроме меня в путешествие отправились мой сын Александр, только что окончивший тогда восьмой класс котельничской средней школы №1, и заведующий организационным отделом районного комитета комсомола Алексей Худицкий, которого в отличие от меня, преследовавшего в походе в основном спортивные цели, больше привлекала возможность хорошо порыбачить.
Прибыв на место утром, мы сразу же взялись за строительство судна. Сам плот, скатив бревна в воду, сбили быстро, а остаток дня ушел на подгребицы и греби - большие весла на уключинах, сваренных из металла еще весной. В шестом часу вечера того же дня, собрав и погрузив на плот вещи, мы отчалили от берега.
От момента, когда пишутся вот эти слова, - а сейчас на моих 14 часов 26 минут 24 октября 2003 года, - было это более пятнадцати лет назад. Но мне ярко помнятся те первые минуты путешествия, когда никто не стоял на гребях, а, наблюдая за уходящими назад берегами, мы восхишались тем, что вот плывем, однако! восторженно поздравляли друг друга с началом похода и... считати метры. Вот первые десять метров проплыли, вот двадцать, тридцать, а вот уже надо выходить на первый правый поворот, а вон уж первый левый... Первые неопытные гребки тяжелыми веслами, первые маневры плота по удержанию его в фарватере...
Так началась наша походная жизнь туристов-водников. И кто же мог предполагать тогда, что этот вечер и эти первые десятки метров реки и повороты - начало... тысяч километров водных экспедиций не только по области, но и по стране. Причем, в основном по категорийным горным рекам со спортивным сплавом по ним. Где-то в глубоко-глубоко в душе мысль такая у меня была, - что этот поход будет первым из многих будущих странствий. Теперь можно смело говорить, что так оно, к счастью, и вышло.
ПЕРВЫЕ УРОКИ
Главная цель того похода была - овладеть основами речной навигации, навыками управления плотом в условиях равнинной реки, отдохнуть, порыбачить. Что касается второго - рыбалки и отдыха, то всего этого было предостаточно. Река несет вас вместе с судном, и можно сколько угодно любоваться берегами, загорать, купаться, удить рыбу, хоть прямо с плота. В этом смысле из этих десяти дней на маршруте больше всех рыбацкая удача улыбалась самому молодому из нас - сыну Саше. В первый же вечер при заходе на стоянку он поймал на спинниг полуторакилограммового красавца-судака, а несколькими днями позже, когда шли между Спасским и Курино, вечером, на широком мелком плесе он же взял на блесну уже четырехкилограммовую щуку, которую с трудом вывел и которую пришлось с большим трудом доставать из воды с помощью подсачка.
А еще запомнилась ночь, когда проходили границу между Даровским и Котельничским районами и невозможно было уснуть от оглушительных пугающих буханий хвостами-плавниками местных "жителей" - бобров. Видно жить им тут, на самом юге Даровского и на самом севере Котельничского районов, в десятках километров от ближайшего жилья спокойно и вольготно. Вот и расплодились.
А я все десять дней путешествия наблюдал за тем, как ведет себя такое бревенчатое судно на реке? Как работают греби и подгребицы? Как "стоят вахту" члены экипажа и что им не нравится в управлении плотом? Что не нравится мне, когда на греби сам? И все это изучал - не то слово внимательно,- а прямо-таки въедливо и постоянно спрашивал о том, "что в нашем судне плохо" у Алексея и у Саши, и записывал "домашние задания" на осень и зиму, чтобы учесть все минусы конструкции и техники управления судном в будущем - большом походе уже по всей Моломе.
НА БОЛЬШУЮ ВОДУ
Ко второму, основному походу уже по всей Моломе, стали готовиться прямо с осени 1988 года. Засел за изучение блокнотных записей с теми самыми "домашними заданиями". Технических минусов "набрали" много, и несколько месяцев ушло на разработку новой конструкции судна и такелажа. Самое главное, - решено было раз и навсегда отказаться от бревен как элементов плавучести: тяжелы, намокают, малодоступны в добывании - нужно иметь что-то свое и транспортабельное. Тяжелы и неотцентрованы, а потому очень неудобны в работе были греби, а уключины их вообще не выдерживали никакой критики. Требовала замены на более совершенную и надежную конструкция подгребиц.
С кучей этих и многих других вопросов обратился к скудной тогда литературе по водному туризму, - и образ будущего судна постепенно родился. В будущем году решили плыть на... автомобильных камерах, лопасти для гребей сделать из толстой, тщательно пропитанной олифой и окрашенной фанеры, а подгребицы использовать так называемые "горьковские", разработанные и впервые примененные на плотах туристами-водниками из Горьковской области.
Главная проблема была с автокамерами. Их, по нашим представлениям, нужно было 16, а с запасом на ремонт - 18. Стал добывать, и всю осень и зиму искал их по знакомым в разных организациях Котельнича. К весне нужное количество их было собрано. Но не все целые, и пришлось купить ручной вулканизатор и осваивать опыт вулканизацции камер, который мог пригодиться в походе.
ЖАРКИЕ ДНИ НА ВЕРФИ
Пришло лето восемьдесят девятого, и ситуация вынудила повторить прошлогодний опыт предварительной заброски такелажа. Надо сказать, что водники вообще самые "нагруженные" туристы, поскольку, в отличие, скажем, от пеших вместе с обычными своими вещмешками тащат с собой еще и судно. Нынче груза у нас было неподъемно, и за два дня до начала похода я на электричке, а потом на поезде Киров-Котлас увез в Опарино и устроил там в камере хранения на вокзале все 18 автокамер. До сих пор с дрожь вспомимаю, как я смог это сделать один, ведь вес каждой под десяток килограммов. Но - охота пуще неволи.
Через два дня мы уже "налегке", но все равно нагруженные, как верблюды, отправились в большой поход по всей Моломе. В составе экипажа произошли изменения. На маршрут вышли, кроме меня и моего сына Саши, работавший в те годы заместителем редактора Яранской районной газеты "Отечество" Владимир Сырчин и его сын Андрей, окончивший тогда, как и мой в прошлом году, восемь классов школы. Приехав в Опарино, загрузились со всем своим огромным скарбом в "Рафик"-автоклуб районного управления культуры, и молодой водитель, имени которого сейчас, к сожалению, не помню, увез нас за 43 километра по лежневкам к деревне Нижняя Волманга. Когда он ранним, но уже жарким летним утром высадил нас у моста через Молому и уехал, мы... пришли в ужас: в знойном воздухе стоял мощный звон от комаров и гул от вьющихся вокруг паутов, которые тут же стали жрать нас поедом.
Никогда в своей жизни до и после тех двух дней здесь, в верховьях Моломы, меня так нещадно и просто-таки насмерть, до отчаяния и едва ли не до слез, не заедали пауты. Казалось, они не просто жалят, а рвут с мясом кожу на шее, лице, ногах и руках, которые все время были заняты. Инструментами, горбылем, который таскали из огромной горы древесных отходов, оставшейся здесь от большой пилорамы. А еще оба дня нещадно палило солнце, от которого на верфи - небольшой песчанной косе на крутом повороте реки, - на которой строили судно, некуда было деться, и уже в перввй день к вечеру меня хватил солнечный удар - опять же первый и последний пока раз в жизни.
К концу второго дня плот был готов. Он состоял из 16 камер, собранных в 8 секций по 2, с "горьковскими" подгребицами, в "зубах" которых удобно и прочно лежали новые аккуратные груби с желтыми фанерными лопастями. Секции с камерами покрывал настил, на котором была установлена мачта с двумя флагами с гербами Котельнича и Яранска. В центре плота установили палатку. Получился настоящий плавучий дом отдыха, в котором, а точнее на котором нам предстояло плыть до Котельнича. Как потом оказалось, на это ушло 22 дня. Это были три недели радостных открытий и приключений.
НА ПЕРЕКАТАХ
Кто не бывал в верховьях Моломы, тот не знает нашей прекрасной реки. Представьте себе глухую тайгу, где на десятки километров кругом ничто не напоминает о существовании человека. Справа и слева прямо к воде высокими ярусами подступает лесная марь с непролазным кустарником и завалами. В воздухе - звон от комаров, о которых без мази нет спасения. И только река, минуя спокойный плес, стремится в узкой теснине, несет свои быстрые струи над камнями, поросшими длинными зелеными, желтыми, белыми водорослями, то ударяя в отвесный берег, то выносясь на черноту омута, чтобы через десяток метров вновь забурлить, засиять на солнце среди камней и сукастых топляков.
В такие минуты стоять на греби истинное наслаждение. Ведь нужно провести свое судно по этим стремительным петлям. В прозрачной до дна воде видно, как под тобой и прямо на тебя летят камни, сучья, коряги. И нужна молниеносная реакция да и просто физическая сила, чтобы не только быстро, но и грамотно орудовать гребью. Забываешь обо всем. Секундное отвлечение может дорого стоить - по меньшей мере малоприятного купания, - а потому выкладываешься.
Впрочем ни на каменистых в верховьях, ни на песчанных ниже перекатах ничего непредвиденного не произошло. От самого устья притока Волманги, где строили плот, почти до села Красного уже в Даровском районе, где участки посложнее, чем ниже, прошли благополучно. Хотя в некоторых местах прежде чем выйти с плеса на стрежь, приходилось причаливать и с берега выбирать из многочисленных рукавов самый подходящий. Случались и ошибки и "зевки", и тогда хрустели по камням камеры, ломались, уткнувшись в валуны, гре5и. Но это только бодрило экипаж, приносило счастливые, хотя и хлопотные минуты борьбы за выживание и спортивного азарта.
Чем ближе к устью, тем спокойнее Молома. Больше становится мелей, более внимательно уже надо следить за фарватером и струей. Однако высокая посадка - 15 - 20 сантиметров - давала возможность плоту пройти почти везде.
МОСТЫ
О мостах стоит сказать отдельно, поскольку они для туриста-водника хуже всяких порогов, что новые, что старые. На Моломе мы хлебнули с ними лиха, потому что, как войдешь сверху в Даровской район, так и начинаются лесозаготовительные и сплавные участки, у которых в то лето было семь новых мостов, не считая нескольких деревянных. Эти семь мостов не свайные и не на быках, а понтонные - из нескольких десятков длинных сварных "бочек" каждый, а поскольку наш плот из-за его тяжести был непереносным, приходилось причаливать, выгружать на берег вещи, разбирать его на секции и крупные части и где проплавлять их меж понтонов по воде, а где перетаскивать по берегу. Ниже моста - снова собирать.
Работа эта не столько утомительная физически, сколько нудная и ничего кроме дополнительной физподготовки туристу не приносит и сильно оттягивает время. На каждый мост уходило в среднем 6 часов, - почти целый день. И по походной "бухгалтерии" получилось, что мы из 22 дней на маршруте 7 потратили только на мосты - целую неделю из трех походных - очень расточительно. Несколькими годами позднее, когда стали ходить на катамаранах, таких проблем с мостами почти не стало, поскольку, если даже "непроход", всегда легко можно обнести.
Но больше мне запомнился первый наплавной мост на другой день с начала маршрута, - у деревни Волманги. Представьте две ровные доски-пятидесятки шириной сантиметров по 25 каждая, сбитые скобами рядом вдоль. И лежит такая "плеть", 50-сантиметровая в ширину и двадцатиметровая в длину, меж берегами, на воде. По ней и пешему-то с непривычки переходить реку страшно. Причалили выше и начали думать, что теперь нам делать и как "штурмовать" этот мост. Смотрим, - вылетает с лугов на правый берег мотоциклист-подросток на "Минском" и на полном году да разогнавшись со взгорка... перелетает Молому по деревянной этой "ниточке", будто по проспекту, только скобы сгрохотали. Мы рты поразевали, а он уж упылил в сторону Волманги.
Класс филигранности! Видно шмыгает через реку вот так постоянно и опыт имеет.
Я еще расскажу о трудностях с мостами в путевых очерках далее.
ДВЕНАДЦАТАЯ - БЛЕСНА
Было еще очень рано, половина четвертого утра, когда я проснулся от бормотания и возни у палатки. Оказалось, что это дежуривший в эту ночь Володя Сырчин борется с только что пойманной четырехкилограммовой щукой. Она была на удивление короткой и толстой, и мы уже вдвоем укоротили рыбину. А через несколько часов на живописной песчаной косе сварганили из нее отличную уху, наваристую, жирную. Начинался дождь, но никто не хотел расставаться со своец чашкой и толстым белым звеном щучьей порции.
Рыбачил в походе весь экипаж, и без ухи обходился редкий день. И улов был в основном щучий. Помню вторую четырехкилограммовую щуку и вторую, но поменьше, жировавших после нереста. В желудке у одной насчитал десять рыбок, одиннадцатой была роковая блесна. У второй в желудке рыбок было тоже десять, одиннадцатая торчала в пасти, еще незаглоченная, а блесна было уже двенадцатой.
В день рыбака, 9 июля, с раннего утра все активно спиннинговали. Блесны летали направо и налево, но первому фортуна улыбнулась Володе: поймал щуку на кило с лишним. Становилось жарко, и перед причаливанием бросили греби и прилегли позагорать. Смотрим, на правом берегу рыбаки. Поздоровались с ними, поздравили с праздником, спросили, естественно, как клев. Оказывается, в рыбацкий праздник по закону подлости клева у них не было вообще. Тогда мы похвастались, что у нас есть щука, и показали Володин трофей. С берега заметили, что, мол, тоже не густо.
- Ах, "не густо"? Без проблем! Сейчас будет вторая! - воскликнул неожиданно мой Саня, взял спиннинг, размахнулся красиво (к тому времени спиннинговать научились все и блесны укладывали "в пятачок"), гляжу - блесна и груз, плавно оборачиваясь в траектории, летят к левому берегу, в место меж двух кочечек, красивых и густо заросших травой. Ну, думаю, молодец Саня, - сейчас блесну меж кочечек "уложит". И только бы ей коснуться воды, мгновением даже раньше, на подлете, вдруг из-под кочек... в вейере брызг вылетает щука и "берет" блесну "в лет". Саня спокойно вываживает щуку и показывает рыбакам. Те, конечно, - в полном отпаде и умолкают в рыбацкой ревности. Праздничный завтрак удался, а счастливчики получили увеличенные праздничные порции печенья и по кружке яблочного сока.
Подобный случай с этой второй щукой ни у меня, ни у друзей моих больше никогда не повторялся, - чтобы так вот - по заказу и "с первого предъявления". Мы до сих пор его вспоминаем. Редкая в рыбацкой жизни удача.
ЧТО СЕГОДНЯ НА ОБЕД?
Многочисленные нынче, если поискать, пособия и целые книги по туризму, особенно школьному, напичканы, в частности, наукообразными статьями по организации питания в путешествиях. Существуют ставшие уже хрестоматийными таблицы с длиннющими перечнями продуктов и указаниями на их каллорийность, которые, по идее, надо брать в поход и рассчитывать эту самую каллорийность для завтрака, обеда и ужина. Создается впечатление, что материалы эти составлены теми, кто на туризме "высиживает" должности, а может, и научные звания, поскольку на практике никто, конечно, эти самые каллории в походах не считает.
Вопрос организации питания в путеществии, тем более длительном, занимает всех, кто собрался на время в дальние края. А если маршрут близок к "автономке" или полная "автономка", - то есть, без выходов в населенные пункты с магазинами и учреждениями связи, - вопрос этот перерастает в настоящую проблему. Ведь чем длиннее будущий путь в днях, тем больше надо брать с собой продуктов, и по собственному опыту знаю, что порой они занимают большую часть рюкзака по объему, а по весу так и вообще приближаются процентам к 80, а то и 90.
Маршрут по Моломе не был автономным, населенные пункты - поселки лесозаготовительнных участков с магазинами тогда были. Но расстояния между ними, судя по карте, - а "на местности" оно так и вышло, - оказалось такими, что многое пришлось взять с собой. Набрали, как всегда, гречневой крупы, риса, макарон, соли, сахара, специй по мелочи. В день начала пути, еще в Волманге, купили у какой-то бабки два ведра картошки, которую тратили только на уху и которой хватило почти на весь поход. Но была проблема с хлебом. Насушеные дома сухари, которые старались не расходовать, скоро вышли, и пришлось искать его по редким деревням.
Делали так. Оставляли сыновей на охране плота, брали с Володей по пустому рюкзаку и отправлялись в деревню... нищенствовать. Иначе это занятие не назовешь. Он - с одного конца деревни, я - с другого. Стучались во все дома подряд. И не всяк наделял нас. Потому что хлеб в деревни, будь то по югу Опаринского или по северу Даровского районов, привозили тогда раз в неделю, а то и в восемь - десять дней, люди набирали буханок по десять, и если давали нам, так закалу такую, что приходилось с трудом резать на крупные кубики и раскладывать на солнце на плоту на досушку. Если "улов" оказывался скудным, что случалось нередко, приходилось дня по два-три есть или кашу, которая быстро надоедает, или уху или суп без хлеба. Когда же случалось выйти в нормальный магазин, продуктов, конечно, набирали с запасом. В связи с этим уместным будет описать случай, который до сих пор вспоминаем.
Юг Даровского района, высокий правый берег, на котором деревня Стрельская. Большая деревня, крепкие дома из бревен в обхват, просторные ограды. Этакий кондовый кержацкий вид. Чудесный летний вечер, часов восемь, а по улицам - ни души. Только в одной стороне - будто гармошка играет, а на другом - будто частушки поют. Подошли к старичку, который на осырке копешку сенца дометывает, спросили, почему в деревне людей не видать?
- Ак все на свадьбах, - отвечает.
Оказывается, в этот день в деревне играли сразу две свадьбы, народ разделился и гуляет. Спросили, где продавщицу найти.
- Ак она тоже на свадьбе пляшот.
Спросили, на которой, и он сказал куда направиться. Идем и думаем, - дело плохо. Продукты нужны позарез, а если "продавщица на свадьбе пляшот", значит, к продавщице теперь не подойди. Люди мы несдешние, два молодых мужика, да на пьяной-то свадьбе да ищем продавщицу. Быть бы живу! Прикинули, учли ситуацию и сделали поправку на "психологический момент".
У дома, где была свадьба, плясала и пела эта половина деревни. Узнали, кто жених, подошли, поздравили, попросили показать мужа продавшицы. Показал. Подходим. Высокий красивый парень, - смоляной чуб кудрями на лоб. Курит в окружении полудюжины друзей, таких же крепеньких, кулакастых ребят. Сообщаем, кто мы, зачем пришли и просим его отпустить жену со свадьбы, чтобы она затарила нас продуктами. И простую эту просьбу в такие по-мужицки дипломатические всякие фразы и старательно так уапаковываем, чтобы как можно сильнее возвысить в глазах права его на жену его и в минуту делаем из него в глазах его прямо падишахом, а из жены его в глазах его - рабыню. Будучи в подпитии, не переставая курить и глядя на нас с таким выражением, словно говорил:"Да мы вас сщас растопчем!", он однако быстро вошел в нужный нам образ, нашел взглядом жену в толпе пляшущих женщин, поманил ее пальцем, а когда подошла, повелел, - падишах ведь! - "отпустить этим вон немного продуктов".
Начался новый "психологический практикум", и пока провожали продавщицу до дома, где она взяла ключи, пока шли вместе в магазин, мы рассказывали больше в таком духе, что вот мы такие великие путешественники, что вот уж столько поездили по стране, а некоторые даже и по миру, но такой красавицы, как она никогда еще нигде не встречали, и что уж очень позавиловали мужу ее, что вот такое счастье ему в жизни привалило. И то ли от подпития легкого на свадьбе, то ли от наших "пьянящих" речей продавщица к моменту открытия магазина была в глазах своих первой красавицей России.
Попавши в магазин, мы... однако, приуныли. На полках - шаром покати, пусто. Была тогда в России такая пора. Но наша первая российская красавица из деревни Стрельской как принялась вытаскивать из складика тушенку, сгущенку, конфеты, печенье, джемы, соки, шпроты, свежий черный хлеб, свежие батоны, что...
Рюкзаки мы с Володей набили - не завязать, а до плота дотащили, - уж свет был не мил! А всего и дел-то - скажи человеку, что он очень хочет слышать о себе...
В БОБРОВОМ КРАЮ
Эти недели путешествия были временем истинного наслаждения от общения с природой. Таежная река с в общем-то мало населенными берегами сохраняет много таких непуганных мест, где вольно не только рыбе, но и птице, другим водным жителям и зверью. Помню ночь, когда шли, и с самого вечера до утра по обоим берегам слышалось мощное буханье бобров. По утрам в бинокль их видели во множестве. Пугливые животные, замерев среди нависающих над водой сучьев, какое-то время наблюдают за вами, а потом, круто выгнув блестящую мокрую спину и с шумом ударив широким хвостом-плавником, исчезают в глубине.
Вот утка-мама с десятком подрастающих утят выплыла из-за зеленого острова, провожает выводок к тростнику у бережка. Вот белка, не боясь, пересекает протоку, а выбравшись на берег, скрывается в кроне ели. Темной ночью или под утро можно увидеть переправляющегося через реку лося. В прошлом году уже в глубоких сумерках причалив в глухом месте уже на Даровском участке, нарвались на медведя. Вставать на ночлег, понятно, не рискнули. Причаливая к одной из песчаных кос, заметили, с каким сердитым криком пикируют на нас две чайки. А вскоре на берегу, недалеко от воды, нашли их гнездо. Два пестрых птенца шевелились в нем, и одно яичко еще было не проклюнутым.
КАКИЕ МЫ ВАРВАРЫ!
Когда просыпаешься теплым туманным утром от звонкого пересвиста птиц в тайге, когда изо дня в день наблюдаешь эту особую, кажущуюся непуганной и первозданной, жизнь реки, думаешь невольно, как мало мы знаем о ранимости нашей чудесной северной природы и как порой варварски обходимся с ней. И не только с ней, нерукотворной, а и с материальными, духовными нашими ценностями, созданными руками талантливых мастеров из народа.
Взгляните на снимок. Это церковь в Порели, деревне на севере Даровского района. Когда вдруг видишь ее с реки, поражаешься изяществу ее куполов и звонниц, так органически вписавшихся в поднимающиеся на крутой берег еловый бор. Но когда вступаешь под ее высокие и торжественные своды, не то слово - поражаешься, - сердце кровью обливается при виде того, что сделали с этим чудом храмовой архитектуры.
Разбито внутри и испохаблено все. Пол в главном зале разворочен и раскопан. Валяются мешки с удобрениями. Алтарь разбит, иконостат ободран. Лепнина по стенам и ступени амвона расколочены так, как это можно сделать только человеческими руками. Снаружи и изнутри - надписи тех варваров с матерщиной, похабщиной и датами пребывания.
Делалось здесь все в ХVII веке и - на века! А не удержалось, хоть и устояло. Сколько пота и таланта положено, чтобы возвести эту прелесть в здешней глухомани! Жизнь кипела! А ушла потому, что ушла духовность. Интересно, что церковь эта даже не взята под охрану государства. Как же это плохо, что не ценим мы перлы рашей духовной культуры. Не оттого ли нравственно нищаем?
Что говорить об истории, если не ценится свое, вчерашне. На протяжение двухсот километров ниже села Красного, на сплавном участке то и дело видишь пакеты, связки пакетов, целые плоты, брошенные в разные годы по берегам. Десятки, сотни, тысячи кубометров гниющей древесины. Народное богатство, народные деньги. Все - бросом, в гниль!
И все грязнее, чем ниже по течению, Молома. Если в верховьях можно, не боясь зачерпнуть из-за борта кружку вкусной воды и напиться, ниже Спасского, уже в нашем районе, сделать это - уже большой риск. Грязная, вонючая, зеленая вода, местами с разводами технических масел. Возле поселков лесозаготовителей, у мостов, по берегам и в воде доски, железо, тросы, проволока, топляки, бревна, бытовой мусор, ржавеющая техника. И тут же отдыхают, купаются с детьми, пьют водку, стирают белье, моют трактора жители из местных. Когда мы поймем, наконец, что никто не придет и не решит за нас уже кричащие, вопиющие проблемы экологии, культуры нашего быта.
ФОТОГЕНИЧНЫЙ БРАКОНЬЕР
Он подчалил на резинке к нашей шхуне ранним утром, когда только-только вставало солнце. Приятной наружности, приятный в беседе. И когда понял, что опасности для него мы не представляем, попросил на плесе, в который мы входили с очередного переката, "посушить весла" и не спиннинговать. Потому что у него стояли тут четыре сети на всю ширину реки, и он их собирался проверять.
Мы поплыли дальше, наблюдая, как он выбирает сети: одну, потом вторую, как вынимает и кидает в лодку лещей, судаков и щук, а потом, забравшись в кусты, сматывает снасть. Я все же же поймал его последнюю сеть на спиннинг, и, когда он выпутывал блесну, попросил сфотографировать. Он стал поправлять фуражку, прихорашиваться, а потом выбирать сеть так, чтобы и снасть была видна, и он во всей красе. Не боясь, открыто.
На браконьерство и на браконьеров на Моломе мы за эти три недели насмотрелись. Ловят, как хотят и на что хотят: сети, бредни, переметы, оханы и еще какие-то снасти поперек реки на кольях, что на плоту не знаешь, как обойти. Открыто и запросто!
Помню разговор с молодой женщиной, продавщицей сельского магазина, - не с той российской красавицей из Стрельской. Оказалась заядлой рыбачкой и рассказала, что накануне вечером с мужем сплавали "в одно местечко", сделали две тони бредешком и взяли ведро рыбы.
- Это же браконьерство, - говорю.
- Для нас такого понятия нет, - отвечает, а сама смеется весело.
- А как участковый, милиция?- спрашиваю.
- О - о! Он он вместе с нами ловит, - хохочет она.
Рыба в Моломе есть. Пока еще есть. И черпают ее, кто как сумеет. И не было бы этой рыбе ни в Моломе, ни в Вятке, ни в других реках и озерах переводу, если бы не бездумное употребление минеральных удобрений и навоза, которые в немалой своей части стекают в реки, выпадают в кислотных, нитратных дождях. Но это уже отдельная большая проблема. Зачем же усугублять ее еще и браконьерством?
"ХИРУРГИ У НАС - НЕ СЛАБЕЦ"
Эта полюбившаяся всему экипажу поговорка, употребляемая к месту и ни к месту, родилась, помнится, когда я стал потрошить в уху ерша длиной со спичку... топором. Потому что к тому времени перетопили все ножи, и больше ничего не оставалось. Топором не только потрошили и чистили рыбу, а и резали хлеб, чистили и крошили лук и картошку в уху, открывали консервные банки,обрезали (вернее сказать, обрубали) ногти. Топором даже делали операции по извлечению заноз. Не говоря уже о том, что им же выполняли обычные для топора работы. Поистине универсальный это инструмент.
Когда из четырех оставшихся в житье ложек, я утопил первую, пришлось пожертвовать крышкой котелка и вырезать и вытянуть в песке из нее самодельную. Жить-то надо. И есть. Не полезешь ведь в кашу руками, не возьмешь пригоршней суп. Ложка получилась грубоватая, но близкая к настоящей, и за обедом я привязывал ее веревкой к руке, а в остальное время она висела привязанной к подгребице.
Сколько было за время похода подобных досадных, грустных, но обращаемых неизменно в шутку, историй. Сколько разных "подколочек" и веселья рождали подобные ситуцации, когда вроде шутки-шутками, а дело серьезное, и надо искать выход. Дома у себя, в устроенном быту, мы многого просто не замечаем и не умеем, а когда один на один с природой, - это всегда борьба за существование.
По походной статистике за три недели было более шести десятков костров. На каменистых косах у самой воды, на песках, на живописных берегах под старыми высокими плакучими ивами и вековыми бронзовоствольными соснами, - везде, где только можно пристроиться и были дрова, причаливали, разбивали лагерь. Причем, в любую погоду. Потому что, как в той поговорке, любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда. А попробуйте развести огонь и приготовить уху или кашу после проливного дождя, когда в тайге звон от капели, и в траву даже страшно войти: один шаг - и вы мокры по пояс. Или на шквальном ветру, когда не только огонь, сучья из костра выкидывает. Природа будто бросает вам вызов, и вы должны, если хотите жить и просто быть сытым, победить. Разве эти костры и посиделки у них забудешь?
Все это придавало каждому дню похода совершенно незабываемый колорит коллективного отдыха на родной тебе природе. В том смысле родной, что своей, окружающей тебя с детских лет. Разве это хуже, чем Крым? Или дальние страны за кордоном. А с погодой нам повезло уникально. Из 22 дней был всего один откровенно холодный и дождливый - перед Спасским.
Всего мы благополучно прошли в этой экспедиции 320 километров. Автокамеры оказались прекрасными "элементами плавучести". За все время путешествия мы ни разу их не подкачивали, и привезли в Котельнич... опаринский воздух. Причалили в пять часов вечера к берегу под упправлением "Электросетей" в Котельниче в последний день моего отпуска. Проспав впервые в жизни 14 часов кряду от накопившейся за время похода усталости, утром следующего дня я уже пошел на работу - черный, как негр от трехнедельного загара, который потом держался почти год.
