Лето позади, и мне приятно сообщить, что наш экипаж яхты “Ксенофонт Анфилатов” успешно завершил планированный на этот год третий этап экспедиции по древнему торговому пути вятских купцов, которую мы проводим в годы президентской программы, посвященной 200-летию установления торгово-дипломатических отношений между Россией и Америкой.
Те, кто следит за нашим путешествием, а таких, как выясняется, на удивление, немало, помнят, что в прошлом году мы остановились в райцентре Красноборске Архангельской области, на 560-м километре Северной Двины (длина реки считается от устья). Вернувшись нынче в Красноборск 30 июля и собрав яхту, мы прошли еще 315 километров маршрута и остановились в поселке Почтовое, как раз на границе между Виноградовским и Холмогорским районами. Отсюда до Архангельска 245 километров, по нашим меркам - рукой подать. И это удовольствие мы оставили на будущий, финальный для экспедиции год.
В команде нынче были приятные изменения. К “костяку”, то есть к нам с Николаем Рычковым, Михаилом Смышляевым и Александром Петровым, присоединился новенький, но в водных походах далеко не новичок, - опытный байдарочник Валерий Исаевич Евсеев, заведующий отделом специальной физподготовки детско-юношеского клуба при спорткомплексе поселка Ленинская Искра, удачно пополнив экипаж.
О том, как все нынче проходило, - в предлагаемых путевых очерках.

Белые медведи
Рассказ о нынешнем этапе экспедиции хочется начать с воспоминаний о погоде, милости которой, отправляясь в дальний путь, отдает себя турист. В прошлом году мы две недели на воде откровенно мерзли. Ночью, а часто и днем, - дождь. Постоянно мощный ветер в лицо с Северного Ледовитого океана. И это на макушке лета! Всю вторую половину июля! Местные жители по берегам, завидя нас, синих о стужи, в кашле и соплях, говорили, помнится, сокрушенно:
- Ребята, чо вы к нам в это время приперлись? К нам надо в первой половине августа.
Минул год, и, помня это мнение двинян, мы появились на реке в самом конце июля. И то ли климатический закон тому порукой, то ли святитель наш Николай-чудотворец, покровитель мореходов, в утешение за прошлогодние муки и в милость за многочисленные свечи, зажженные с молитвами у икон его во всех прибрежных храмах чудо сотворил, - а только погода была нынче просто крымская. Все двенадцать “чистых” дней на воде зной был часто далеко за 30. По пескам идешь, как по сковородке. И это вблизи Северного полярного круга! Команда с утра до вечера в плавках, а рюкзаки у всех от прошлогоднего страха туго набиты теплыми вещами, оказавшимися нынче, к счастью, ненужными.
Примечательно, что о небывалой здесь жаре минувшим летом, пришедшей, кстати, с севера, писал в июльском номере даже респектабельный американкий журнал “Newsweek”, поместивший панорамный снимок залитого солнцем и забитого людьми Северодвинского пляжа с атомной подводной лодкой на горизонте.
А еще подарок святителя! Из двенадцати дней восемь дул крепкий, ровный и почти “чистый” фордевинд - самый любимый у мореходов  и “самый попутный” ветер в корму. И тогда не надо грести, а только держать яхту в фарватере или в легком галсе и наслаждаться “халявой”. В один из таких дней и был установлен абсолютный рекорд всех водных путешествий за два десятка лет - 52 километра. Это хорошая байдарочная скорость. Общий транспортный вес яхты с нами и скарбом около тонны, а движитель лишь ветер!
Погода здесь, на Севере, непредсказуема. Местные летописи буквально пестрят сообщениями о “мокрых летах”, когда всю губернию заливали дожди, пожарах от молний во время страшных гроз, 12-метровых против летнего меженя и мощных весенних половодьях, когда толстым льдом “срезало” не только целые острова на Двине, но и прибрежные деревни, ураганах и смерчах. Рассказами о том, как в конце весны и летом возвращалась зима со снегами и морозами.
И совсем уж удивительным для этих мест был случай, когда в прошлом году у райцентра Красноборска, всего неделей раньше нашего здесь появления, Северную Двину переплыл… белый медведь, случайно снятый кем-то на видео. Откуда он тут взялся, житель Антарктиды?!

А баржа - с дровами
Идя по реке, невольно наблюдаешь жизнь ее и людей в прибрежных деревнях, поселках и селах. Здесь - как у нас, как везде по России. Колхозы рухнули, иные еще держатся, и неоглядные просторы прибрежных лугов зарастают тальником и осинником. Леспромхозы  в большинстве закрылись. Не потому, что леса нет - он растет, как рос и раньше. А потому, что там, “наверху”, ни вару, ни желания нет развивать экономику Отечества. Да и зачем, если “Запад нам поможет”.
Двина-матушка, как любовно называют ее те, кто еще живет по берегам, кормившая раньше народ лесом, кормит и теперь тех, кто не умер и не уехал в Архангельск или Котлас, многочисленных дачников - рыбой, грибами, таежным “диким мясом”, морохой, черницей, брусницей, прочей ягодой, которые надо еще успеть собрать, заготовить на зиму или суметь продать на большой республиканской автостраде, идущей по всему левому бурегу, чтобы купить ребенку к школе штаны или пороху к зимней охоте.
Впрочем, лесом еще кормятся. Из двенадцати дней похода пять подряд, которые пришлись на Верхне-Тоемский и Виноградовский районы - а это среднее течение Двины, - виделись одни и те же картины. Вон справа по урезу вод под высоким берегом бунты леса, и плавучий кран с высоко вскинутой в небо рукой-стрелой хватает его пачками и грузит на баржу - далеко по реке деревянный грохот катится. Наверху, по берегу, дорога, и по ней, тяжело рыча, ползут лесовозы, сворачивают и осторожно-медленно спускаются по распадку в береге к воде под разгрузку. А навстречу им, уступая дорогу, уже бойко пылят, грохоча прицепами, порожние, - направились в делянки. Напротив, под левым невысоким берегом, - порожние баржи, где две, где четыре, и теплоходы наготове, чтобы подать под правый на погрузку.
В эти дни на реке гляди в оба и уступай дорогу “старшим”. Вот навстречу вам белый красавец теплоход тяжело толкает вверх по течению длиннющую баржу, высоко, под ватерлинию, груженную лесом, - это в Коряжму или в Сыктывкар на целлюлозно-бумажные комбинаты. Или потребителям на дрова. Потому что лес в основном не деловой, тонкомерок, переспелый или полугнилой. Оглянешься - другой такой же бело-гордый сверху идет и три-четыре баржи порожние толкает. Опять посторонись, очистить ему фарватер.
А еще впечатление. Не знаю, как ребята, но я нигде и никогда не видал в одном месте столько журавлей. Чаще парами или группами, а то и целыми стаями в тридцать-пятьдесят-семьдесят особей гуляют по пескам, летают над тайгой и рекой, курлычут радостно. Им, южным жителям, летом здесь привольно. Огромные, почти безлюдные пространства, где их никто не пугает, необъятные болота с обилием корма позволяют спокойно выводить-растить потомство, нагуливать жир к осенним перелетам. И так они на клюкве-голубице да лягушках отъедаются, что однажды утром глядим: по откосу песков шагает пара. И стали восхищаться: “Какие красивые лоси! Гляньте! Вон самец впереди, а вон лосиха!” А лоси эти, не доходя до ивняка, вдруг подпрыгнули, замахали крыльями и улетели на соседнее болото…
Везде своя жизнь.

Дорога к храму
Когда долго идешь по реке и за плечами тысяча с лишним километров, одна республика и три области, есть возможность “посравнить да посмотреть”. И выводы часто не в пользу нас, вятских. Потому что мы, ко всему прочему, и нехристи. Не совсем, конечно, но далеко нам до тех, кто чтит ЕГО, а ОН взаимно благоволит.
Вспоминается из позапрошлого года Коми и Объячево, райцентр Прилузского района. На живописном крутом берегу замечательный новый, “с иголочки” храм - место паломничества верующей округи. Под ним, у воды, свежесрубленная, светящаяся янтарем бревен часовенка на оборудованном и освященном источнике. И ниже по реке такие же часовенки на ключах, даже если до ближайшей деревни неблизко. И люди идут - всяк своим крестным ходом.
Или иной раз идешь по реке - глухомань да тайга кругом. И вдруг видишь - высоко на берегу опять часовенка с беседкой и крестом. То жители ближней деревни в память о погибшем на реке соседе поставили - на свои деньги и своим трудом. И табличку медную с добрыми словами в память о нем над входом поместили - специально ездили в далекий Сыктывкар, в гравировальную мастерскую.
Значит, есть еще, сохранилось в душах людских то, на чем истинно и держатся и чем сильны души людские: со-страдание, со-участие, со-переживание и - Вера в Истину. А как миновали границу Коми и вошли в край наш вятский, так до самого устья Лузы, до впадения ее в Юг, - ни одной “живой” церкви, две-три заброшенные развалюхи. И где мятушейся, униженной душе успокоение найти, куда податься?
Когда же вошли в Юг и Сухону - область Вологодскую, а потом и в Архангельскую - на Двину-матушку, будто опять в лоно Церкви вернулись - в том, высоком и духовном ее смысле.
О Великом Устюге, озлащенном куполами тридцати двух церквей, в которых побывали в прошлом году, уже не говорю. В них не только, считай, вся купеческая и лапотная Россия, а даже государи древней Московии мошной не поскупились. А вот нынче - Пермогорье с двумя храмами, каменным и деревянным - на снимке. Тоже старые и не работают. Но что примечательно! Сюда, к ним, на веками намоленное место, освященное и помилованное Богом, везут своих покойных родных родственники их не только из округи, но и из мест на удивление неблизких. И хоронят под стенами или чуть поодаль и ставят тут, в безлюдье, современные и очень красивые памятники. И у многих венки свежие, цветы живые! А ведь в поселках и селах свои кладбища, но хоронить везут сюда! И такое близ Бога местечко выберут на опушке под вековыми елями, что стоишь у чужой могилы, а душа воспарила будто…
А дальше по реке - какое, однако, возрождение и восхождение к Богу по всей необъятной Архангельской епархии! О Красноборском настоятеле отце Валентине и спасенном от большевиков храме его я уже писал; креститься к нему - в очередь. Вот новый деревянный храм в Верхней Тойме. Высокий берег, купола - под облака. Необъятность Двины и горизонтов глаза колет. Сидишь на скамеечке в ожидании службы - век бы никуда отсюда не ушел! На другой же день по правому берегу, в километре от деревни Бурцевской, опять новый храм. Не деревянный - белокаменный. И как средь приволья зеленых холмов и голубых лесов по горизонтам сверкает он серебром своих стен, как гордо-утверждающе сияет в синеве небес многочисленными злащенными своими куполами! И подумаешь: бедность кругом, как у нас, но ведь нашли же, нашли же деньги!
А вот центр огромной Архангельской области - Виноградовский район. В деревне Сельцо по левому берегу - красавица церковь о двух куполах, вся в лесах: реставрируют. Чуть ниже по реке, на правом берегу, в деревне Топса, хоть и домов здесь всего несколько, - опять церковь, двухэтажная, каменная, оригинальной архитектуры, но не работающая. Однако, думается, недолго ей забытой оставаться. Ибо место это прославлено самим великим государем Петром I. В 1702 году, в третий свой приезд сюда, на Север, идя на ладьях по Двине в Архангельск, выходил он со свитой здесь, в Топсе, на берег и обедал у крестьянина Степана Юренского. А из царской милости и в память о сем подарил ему две серебряные чарки, именной серебряный перстень, несколько тарелок, что на стол ставили, и столько  земли, сколько он, Степан, оком окинет, как выйдет из избы. Но Юренский взял лишь 50 десятин - 54 с лишним гектара. Поскромничал.
Еще причина храму возродиться. Именно здесь, неподалеку, в Тулгасе, государь из-за бури вынужден был остановиться, и в честь своего спасения вместе с боярами построил на месте высадки часовню и поставил им же сделанный крест. По причине затопления во время ледохода часовню перенесли выше по берегу, в более безопасное место. А в народе она получила название “царевая” или “Петровская”.
Достраивается новая церковь в старом леспромхозовском поселке Рочегде - бело-голубое деревянное кружево резьбы по фронтонам и куполам. А вот только что открытый храм Иоанна Кронштадского в райцентре Березнике, где и жителей-то две с половиной тысячи. Современный православный стиль, писанный маслом иконостас, изумительной красоты кованное золоченное паникадило под куполом.
Как хорошо и покойно тут сердцу.
Как отдыхаешь душой от всего.

Архангельский мужик
Всякий наш поход чем-то примечателен - какой-нибудь особинкой, чтобы в исключение. Нынешний особенно богат был на встречи. Причем с людьми как будто бы случайными. Однако, видно, край здесь такой, что как ни встреча - так и в памяти надолго.
Вот наш хозяин, у которого мы в прошлом году остановились и к которому нынче вернулись, - Владимир Павлович Чирков. То, что хлебосольный, гостям рад и дом с женой вдвоем построили, так это здесь, в краях суровых, как бы не в диковину. А вот что мастер делать топоры - так это поискать по всей Двине, пожалуй. Работает он в здешней средней школе, преподает ребятам технологию. А топоры у него - хобби. И такие они получаются - в магазине никогда такое не увидишь - аккуратненькие, легкие, лезвия, как бритвы. В мастерской их у него две дюжины скопилось. Но не продает - раздаривает, и нам два подарил. Из рук бы не выпустил!
В лесном поселке Рочегда познакомились с архангелогородцем Сергеем Яковлевичем Шевчуком - приехал в отпуск отдохнуть и порыбачить. Слово за слово, и вскоре выясняется, что мы - на родине мировой знаменитости. Здесь учился и отсюда ушел в большой спорт знаменитый советский штангист Василий Алексеев, многократный  чемпион СССР, Европы и Мира. И с каким восторгом и гордостью, будто о сыне, рассказывает о своем земляке Сергей, точно помнит, в какие годы он становился олимпийским чемпионом, перечисляет его ордена и медали и что за свою спортивную жизнь установил 80 мировых рекордов. Я потом по справочнику сверил - все правда и точно от слова до слова. Между прочим, приглашал в гости на море Белое, в поселок Летний Наволок - на краю света, напротив Соловков.
А еще. Представьте - четверть века минуло, а многие в Подвинье хорошо помнят и с гордостью рассказывают о не менее знаменитом своем земляке Николае Семеновиче Сивкове. Это он еще в 1982 году, в пору перезрелого и до зеленой плесени забронзовелого коммунизма, вздумал восстать против чугунно-каменной системы и первым в России начал единолично выращивать бычков для местного совхоза. И таким образом начал борьбу за право быть не “его ничтожеством винтиком”, а Его Величеством Человеком и Хозяином на своей земле. Представьте, чего ему это стоило в те годы! Это о нем, вставшем у истоков фермерского движения в России, в 1986 году писатель Анатолий Стрелянный и режиссер Марина Голдовская сняли документальный фильм “Архангельский мужик”, который в 1987 году был показан по центральному телевидению и кадры из которого мне до сих пор помнятся.
Тогда он первым в стране получил в аренду 194 гектара земли и создал кооператив “Красная горка”. Однако один на “коммунистическом поле” не воин, и через 11 лет, в 1993-м, в возрасте всего  62 года Николай Сивков скончался. Но память о нем, пробившем первую брешь в казавшейся тогда монолитной стене утопической “общенародной”  экономики жива и ярка. Жива и его Красная Горка - не кооператив, а место - дом и хозяйственные постройки на красивом берегу Двины, где он, восставший против самой Системы, жил, работал и где снимали тот, потрясший страну, фильм. Когда идешь по реке, постройки эти по правому берегу долго привлекают взор основательностью и крепостью.

Лад древотесный

Теперь уже четверть века назад, в начале восьмидесятых, купил я книгу вологодского писателя Василия Белова “Лад”, по тем временам дорогущую - 7 рублей 50 копеек, - шикарно изданную в Дании: у нас таких не издавали. Уже к тому времени хорошо зная Василия Ивановича как писателя по его “Канунам”, “Плотницким рассказам”, “Привычному делу” - произведениям художественным, я, помнится, упивался этими его очерками о народной эстетике, богато иллюстрированными почти до фотокниги. И будто в свое прошлое на генетическом уровне вернулся. Именно лад в крестьянской жизни Севера, как стремление к совершенству, целесообразности, простоте и красоте уклада, своеобразие народного искусства, и было в основе нашей общей духовной культуры. И нынче у нас появилась возможность хоть на краткое время вернуться в тот мир, теперь, к сожалению, почти ушедший.
Вот село Верхняя Тойма - десятью годами(!) старше Москвы - месяцем раньше нашего здесь появления отметившая свое 870-летие. С Сашей Петровым и Михаилом Смышляевым входим в местный музей. Время - обед, но случайно оставшаяся сотрудница его Любовь Напреева согласилась провести экскурсию. Обычный музей в привычном понимании, но - вот этот  уголок с саночками! Несколько маленьких деревянных  детских саночек с  загнутыми спереди полозьями. На них, конечно, можно кататься, но разве на них кататься будешь?! Все они сплошь - и досочки, сидеть, и полозья-дуги - покрыты древней Борецкой росписью с растительным ярким орнаментом под лаком. И делал их мастер явно не кататься, а оттого, что пела душа… Любовь Леонидовна с таким восхищением о них и о… коллекции ламп, деревянной посуды для пивоварения, столь же искусно сработанной, рассказывает, что мы уж подумали, не научный ли она сотрудник из Москвы - это здесь не редкость. Оказалось - музейный бухгалтер. А еще коллекция таких же расписных дуг от лошадиной упряжи. Предмет уж куда как утилитарный, но возведенный до художественного произведения.
А вот Виноградовский районый исторический музей в поселке Березник. Небольшое здание, всего три комнаты. В самой большой - ремонт, в двух других - экспозиции. Но какие! Таких чудо-прялок с такой чудо-росписью я никогда в жизни не видал. Именно о них, таких вот прялках и росписях на них, создана уже куча монографий и ученых диссертаций, как о виде высокого северного народного искусства, немалой части духовной культуры Русского Севера.
А за ними на стенках - вышитые полотенца. Середина каждого без рисунка, чистая - утереться, хлеб-соль гостю подать, икону  в красном углу обрамить. А на концах мелким пестрым крестиком - северный орнамент: петушки, лошадки, котики, цветочки с завитушками. Вспомнил свое детство и бабушку, Александру Кирилловну, по крови и древним корням поморку, и как она вышивала такие же вот полотенца с орнаментами, петушками, лошадками, цветами. И все у нас в квартире - портреты и рамки с фотографиями, зеркала, иконы и полочки на кухне, подушки на кроватях  обрамлены были этой ее вышивкой, а с коек свисали до самого пола расшитые так же ярко подзоры. У нее была огромная коробка цветных ниток мулине, и помню, всякий раз, как садилась вышивать, помещала на нос сильные очки, заводила проволочные дужки за уши, давала мне иголку и говорила:
- Вдень-ко ну-ко нитку-ту, у тя глазки-те востренькие дак.
А как нитку на другой цвет менять, так опять меня кричит. И долгими часами, длинными на севере зимними вечерами, при керосиновой лампе, медленно-медленно, два стежка на крестик, творила этот лад. А как закончит, разложит-разгладит, бывало, на коленях край полотенца и спросит:
- Ну-ко глень-ко, баско ле?
А уж баско-то было и впрямь, однако ни одного полотенца ее не сохранилось, а лишь память о них, теперь достойных бы музеев.

Веломан из “Гиннесса”
И еще встречи, уж совсем неожиданные, но оттого не менее приятные.
Третий день похода. Болтаемся в фарватере. Отдыхаем. Никого не обижаем. Вдруг смотрим - сверху летят на крутой “резинке” под японской “Ямахой” на одном “кобчике” и в облаке пены. Подлетают, гасят скорость, вежливо чалятся к борту. Знакомимся.
Сергей Лебедев и Антон Стариков - обоим немного за двадцать. Москвичи. Первый - звукорежиссер, второй - актер театра “Сатирикон” Аркадия Райкина. На Двину приехали по речке покататься да разговеться водочкой. И все у них, начиная с лодки и мотора и кончая набором рюмочек из нержавейки, новое “с иголочки”, перед самым походом купленное. Но две вещи поразили особо.
Первая - навигатор от американской фирмы “Гармин”, на экране которого мы увидели… самих себя из космоса, наше место на реке, остров впереди. И, оказывается, на “картинку” эту работают… 32 спутника, вращаясь вокруг Земного шарика. Двадцать тысяч отслюнявил, “купил” нужную область - и плыви себе да на экранчик поглядывай. Навигатор и  скорость твою тебе покажет, широту-долготу, высоту над морем. И уже не надо путаться в протоках средь многочисленных островов.  Вторая вещь - … керосиновый примус, чтобы не возиться с дровами да кострами. Спутниковый навигатор и керосиновый примус - это просто-таки… сапоги всмятку. Никакой романтики. Москвичи - одно слово.
К вящей неожиданности для всего экипажа устроен был нам прием в Березнике, центре Виноградовского района. Редактор здешней газеты “Двиноважье” Сергей Гнездов, стоило появиться у него с визитом вежливости, моментально организовал пресс-конференцию для своих и журналистов из Архангельска, после которой руководитель исполкома здешнего отделения партии “Единая Россия” Владимир Лукин усадил нас в личную белую “Волгу” и устроил предвыборный пиар: повез показывать новостройки райцентра, сводил в недавно открывшийся храм Иоанна Кронштадтского, местный музей, помог закупить продукты в путь. А еще нашу яхту под флагом России - первым из представителей власти за три года экспедиции! - посетил, специально приехав на берег, глава района Николай Пьянков. Расспросил о походе, оценил важность его общественно-политического звучания в годы юбилейного для России и Америки события.
А еще на пресс-конференции был и яхту нашу на реке посетил… эстонский веломан Сергей Лыжин. Впрочем, у него двойное гражданство. Живет он сейчас в Таллине, а родом отсюда, из деревни Плесо на берегу Двины, что прямо против “нашего” Вятского острова. Спортсмен от бога. Участник семидесяти(!) марафонов. Многократный победитель крупнейших всероссийских и международных соревнований по спортивной ходьбе. Но самое главное спортивное достижение Сергея Алексеевича Лыжина, какого никто больше в мире не имеет и которое едва ли кто просто повторит, - он дважды(!) объехал на велосипеде(!) вокруг Земного шара(!) и навсегда уже занял почетное место в известной “Книге рекордов Гиннесса”. Его велосипеды разбирают по музеям, а на две дюжины толстых общих тетрадей дневниковых записей о дорожных буднях многих стран Земли впору объявлять аукцион в “Sotbis”.
Поистине богата талантами Россия!

Подвиг комиссара
Рассказ о тех, кто прославил Русский Север, невозможен без упоминания о Павлине Федоровиче Виноградове. Потому что, как в той песне, «в борьбе за народное дело он голову честно сложил» и остался единственным на три области по маршруту, чьим именем, а вернее фамилией до сих пор называется административный район: Виноградовский. Подвиг его заключался в следующем.
В молодые годы, то есть в начале прошлого века, работал он слесарем на питерских заводах. А поскольку кроме «слесарных» никаких университетов не кончал, а ликбез проходил в «курилках», увлекся, как наш Халтурин,  модным в те поры у люмпенов социализмом, то есть утопией. В 1912 году, когда ему исполнилось 22 года, был призван в армию. От присяги служить царю отказался, и его отправили в дисбат, где он продолжал фанатично  «нести в массы» таких же люмпенов эту утопию. Для вразумления дали восемь лет каторги, из которых он  пять провел в тюрьмах.
Но на пользу это не пошло, и как в семнадцатом году освободили, побежал штурмовать Зимний. Получилось. Однако, поскольку новой власти надо было что-то есть, а она умела только отнимать и делить, она в марте восемнадцатого подарила Павлину, - бывшему слесарю и зэку с пятилетним стажем и больше ничего, - должность… заместителя председателя исполкома огромной Архангельской губернии. А в отработку такой щедрости велела ему, - это в марте-то, перед посевной! - отнимать последний, - семенной! -  хлеб у архангельских крестьян. Кое-где это  удавалось, а в Шенкурске восстали. И с оружием, главное! По-да-ви-ил! - раз пошли против щедрой для него Советской власти. А когда вскоре на власть его родную «наехала» еще и Антанта, пошел и ее «подавлять», но был «героически ранен» и скончался. Через 22 года Верховный Совет России оценил верность Павлина утопии и назвал Березниковский район его фамилией.
Таких случаев по городам и весям несчастного отечества было немало. По извечной логике абсурда признают иного зэка за разбой на большой дороге героем, как нашего террориста Халтурина, и будет это имя восславлено в веках и даже в паспортах поколений потомков. А мне, когда в походе узнал про Виноградова, другой комиссар вспомнился, об истинном высоком подвиге которого, гражданском, человеческом, знал только он сам, да в могилу унес.
В пору службы военным журналистом в Забайкалье случилось оказаться мне в горном Алтае и заночевать у бывшего полковника. И вот за поздней и уж не первой рюмочкой, как к слову пришлось, рассказал он о брате, тогда уже покойном, и о том подвиге.
В годы войны брат его, майор, имея по здоровью бронь от призыва, служил «в этих местах» (не сказал, в каком городе) военным комиссаром. И все четыре года таким для него «расстрельным» делом занимался, что сортировал рапорты с фронта на своих земляков в том числе и знакомых, им на войну мобилизованных. Если сообщали «о мужестве, о подвигах…» или даже «геройски погиб…», ехал в семью, говорил, что можно, документы, какие нужно, оформлял, чтобы потом у семьи и у детей этого героя и почет был, и льготы. А если сообщали, что дезертировал, сдался в плен, расстрелян и всякое подобное «против» Родины и присяги совершил, такие письма убирал подальше и складывал в известное только ему место. А в случаях, когда было можно и никак подлог не доказать, оформлял и на них «хорошие» документы.
И за годы войны,  рискуя собой, сотни, а может, тысячи родственников – жен, братьев, детей и уже нынешних внуков и правнуков их спас не только от репрессий и позора, а и от голода тогда и бедности сейчас. А ведь времена-то были сталинские… Потому что военный комиссар был уже сед и знал, что люди на войне геройствуют редко, а в остальное время просто живут и продолжают оставаться людьми. А у людей, как у людей – мало ли что. У одного в атаке мгновение слабости, мгновение одно, - и вскинул руки перед немцем. На другого «смерш» по сплетне «наехал», - испугался, дезертировал. Третий медсестричку с ротным не поделил и пристрелил своего  же командира. Четвертый… Жизнь, она и на войне жизнь. Почему же родным от этого страдать?
И когда в исходе походного дня сидишь у костра под вечными звездами и вспоминаешь о таких вот безвестных героях и подвигах их, о которых никто, кроме Бога, не знает, опадает с души и мыслей твоих последняя шелуха абсурдов, предрассудков и утопий перед истинно вечным.

Вятский остров
В феврале нынешнего года по дороге в гости к Деду Морозу в Великий Устюг, остановился я ненадолго в Подосиновце, чтобы встретиться с давно по Интернету знакомыми директором краеведческого музея Анатолием Пластининым и журналистом из местной районки Николаем Липатниковым. Будучи туристами от Бога, они в дань исторической памяти, четыре раза (!)  прошли по рекам Югу и Северной Двине до Архангельска на настоящих поморских карбасах, изготовленных собственноручно по старинным рисункам. Узнав об экспедиции к морю Белому, они предлагали посетить остров Вятский, на котором в один из походов, в июне 2004 года, установили памятный крест.
Островов на Двине много, местами она вся из проток, но наш, Вятский, никак не пропустишь, поскольку он… «прямо под окном» родного дома Сергея Лыжина, того самого – из книги рекордов. По его рисункам и рассказам мы к вечеру того же дня, как познакомились с ним в Березнике, увидели на левом берегу деревню Плесо и крайний дом его под красной крышей. А «прямо под окном», то есть через протоку шириной под километр как раз и высится наш Вятский остров.
Он именно высится отвесной стеной похожего на коренной берега, омываемой и размываемой лобовым течением, на котором трудно даже причалить. Однако, находим заводь, пристаем, взбираемся по круче.
Вот он – наш остров! Привольные луга, трава по плечи,  по берегам - сосновые боры. И далеко на север, вниз по Двине, тянутся песчаные холмы. А вон и крест, высокий, аккуратно сработанный одним топором. По Христианской традиции считается кощунством вгонять в крест железные гвозди, на которых распяли  Христа, и мастер его, Анатолий Пластинин, соединил части деревянными коксами и острым ножом вырезал на перекладинах: "На тебя, Господи, уповахом, да не постыдимся вовеки. 1417 – 2004 г. Карбас «Анфал». Вятка. Подосиновец". Перед тем, как крест установить, комель у него обожгли до угля, а в яму опустили специально привезенные намоленные камни из Савватеевского монастыря.
И на счастье наше оказалось, нынче было ровно 590 лет тому как, по новгородским летописям, на этом месте вольное войско, состоявшее из вятичей, устюжан и беглых новгородцев столкнулось в битве с местным ополчением, именуемым «братией». Причиной послужило пленение вятскими местных посадских князей. Руководивший походом известный в Подвинье Глеб Юрьев согласился отпустить важных заложников взамен на полную свободу своих действий, но обещание не выполнил и продолжал совершать набеги на поселения и грабить.
Поход оказался бесславным, но крест напоминает о том случае в истории. Однако, наверно, недолго ему нести о сем память потомкам. По наблюдениям местных, обращенный к течению высокий берег в год размывает примерно на метр, и памятный крест ребята отнесли метров на 40-50 от обрыва в расчете если и не на полвека, то уж с «запасом» как бы основательным. И это видно даже по снимку, иллюстрирующему их путевые заметки той поры в своей газете. Но то ли приметы местных неверны, то ли пески пошли «жидкие», только в день нашего появления, - а ведь всего три года минуло! - между крестом и обрывом берега осталось всего метра два. И, возможно, мы окажемся последними из вятских, успевшими сняться здесь на память…

«Черный хлеб» и «Чугунная шляпа»
Разумеется, мы не могли пройти мимо нашего острова и не остаться на ночёвку. И место живописное в сосняке нашлось, и рыба для ухи была припасена ради давно ожидаемого праздника. Но стоило только палатку поставить, обустроиться, костер развести, - звонит из родной деревни Плесо  Сергей Лыжин, тот велотурист - дважды кругосветчик из книги «Гиннесса», кричит через реку за километр! – по мобильнику:
-Ребята, мой дом с красной крышей видите?
-Видим! – кричу ему по мобильнику через реку за километр, выходя на обрыв.
-А дым из бани видите?
-Видим!
-Так давайте подгребайте! Венички запарены, закусь на столе!
-Так тут же километр! – кричу ему за километр. – Нас снесет до Холмогор!
Кончилось тем, что мы поблагодарили его за приглашение и остались на нашем острове, почти уже родном. А чо нам из дома в чужие-то  гости к какому-то эстонцу за реку переться? А закуси, - так вон ее полное ведро, и пора уже рыбу вынимать…
Уха не рыбный суп, и после трех «буль-булей» у домашнего костра о домашнем и беседы. О том, что остов наш не только той битвой наших вятских славен, а  больше тем, что, памятуя именно о ней, именно на этом, из множества их на Двине, острове наши купцы отдохнуть останавливались на торговом пути от Вятки до Архангельска, чем и прославили его по сей день за четыре долгие века. И так же вот, у домашнего костра за чарочкой  «зелена вина» беседы вели - о своем, купеческом.
А купеческое дело хитрое: тут дешевле купить, там дороже продать, да скорее, чтобы не сгнило или еще как не попортилось. И бытовало у них ради шутки два присловья - «черный хлеб» и «чугунная шляпа». «Черным хлебом» назывался товар, говоря по-нашему, повседневного спроса, нужный всяк день, как черный хлеб, и который в торгах идет нарасхват и от которого прибыль верная. «Чугунной шляпой» звался, напротив, товар, который в торгу «не идет» или идет, но плохо, на мошну давит и от которого – одни   убытки.
А поскольку с Архангельским портом «знались» в основном купцы-оптовики, они по майской полой воде на баржах «черный хлеб» к морю и гнали: рожь, пшеницу, ячмень, горох, муку, лен (семена,  масло и паклю), а еще, между прочим, свиную щетину заморским мастерам – мебель набивать. На это спрос был твердый. Купцы же, торгующие по ярмаркам, в розницу или же оптом мелким, рисковали заметно больше. И часто бывало, везет иной купчина к нам на Алексеевскую ярмарку, допустим, кубовую краску из самой Англии или даже Индии, на «гуж» шибко тратится и предвкушает уже большой барыш, поскольку она прошлогодь шла «влет» по 160 рублей за пуд и считалась «черным хлебом». А того не знает, что у нас на Вятке прошлым летом лен не уродился, бабы холста не напряли – не наткали, и краска нынче  – «чугунная шляпа».
Вот они какие дела-то купецкие.

Приглашение на борт
На этом, пожалуй, поставим точку, а при случае еще вернемся к теме.
На будущее лето в планах у нас пройти оставшиеся 245 километров Северной Двины и закончить экспедицию. В Архангельске, помимо прочих мест, побывать на кладбище, найти могилу именитого купца нашего Ксенофонта Алексеевича Анфилатова, упокоенного здесь в 1820 году, и поклониться его праху. Потом Белым морем уплыть на Соловки, с которых морем Белым же уйти на Кемь, и поездом – домой через Санкт-Петурбург.
Как всегда для желающих пополнить команду - постоянно на связи корабельный телефон 8-919-500-69-13.

Анатолий ВЫЛЕГЖАНИН,
член Союза писателей России,
руководитель Беломорской Экспедиции.
фото автора