Многие читатели помнят, верно, что минувшим летом наша команда туристов-водников начала путешествие по древнему торговому пути вятских купцов. Известно: начинался он в Котельниче и в "сухопутной" части шел через Орлов на Слободской, затем по лесной лежневке к пристани Ношуль, что на реке Лузе в Республике Коми, а там уже по рекам Лузе, Югу и Северной Двине до Архангельска.
В прошлом году на двухпарусной яхте прошли 450 километров по реке Лузе от Ношуля до города Лузы. Нынче - еще 250 от города Лузы по рекам Лузе, Югу, Сухоне и Северной Двине до райцентра Красноборска в Архангельской области, где и закончили второй этап похода.
В путешествии, кроме меня, участвовали Николай Рычков и Михаил Смышляев из Вишкиля, Александр Петров из Ленинской Искры. О том, как все было нынче, - в предлагаемых путевых очерках.
ВЯТСКАЯ ЦИБУЛЯ
В переводе с украинского цибуля - это лук. А вятская цибуля впервые появилась в пору "разгула" коллективизации, когда недовольных ею в массовом масштабе выселяли из южных областей и этапировали к нам на север. Так в 1929 году у нынешнего города Лузы возник трудпоселок Новый Путь и колхоз "15 лет Октября". Спецпереселенцев сначала заставили выращивать овощи, но постепенно их главными занятиями стали сплав и переработка леса. Теперь колхоза нет, а поселок уж полвека называют "третий километр" - вверх по реке Лузе от железнодорожного моста.
Именно здесь, на третьем километре, мы закончили прошлым летом первый этап похода и оставили яхту и часть снаряжения у местных жителей. Вернувшись нынче ранним утром 18 июля в это знакомое местечко, мы нашли свой скарб в полной сохранности, и в виде благодарности пообещали нашим новым друзьям вписать их имена в анналы истории - за помощь и участие.
Хотелось поскорее "сесть на воду" и отчалить, тем более что с самого утра начался зной. "Элементы плавучести" решили собрать из прошлогодних вкладышей. Фокус, однако, не удался, полиэтилен, видимо, не выдержал морозов прошлой зимы, травил воздух, и, как ни досадно и как ни жалко было потерянных трудов и времени, пришлось делать новые гондолы.
Все эти хлопоты, потом сборка яхты, "перекусы" на скорую руку всухомятку и под палящим солнцем привлекали ненужных визитеров. Разновозрастный люд, в основном взрослый и в основном из мужского "сословия", подходил, заводил разговоры. Был вторник, рядовой день недели, но все были в разной степени пьяные или жаждущие ими стать на "залетную халяву", а потому, собрав четыре гондолы вместо шести - возможный минимум, мы погрузились и отчалили с дикого места.
К этому времени горизонт на западе начало обкладывать, и, когда прошли железнодорожный мост, надвигавшаяся туча окончательно накрыла. Пришлось причаливать в неудобном месте, срочно укрывать вещи, - а потом разразилась гроза и хлынул ливень.
Стихия неистовствовала с час, принесла прохладу, полный штиль, и мы, отдыхая от дневных жаров, наслаждались озоном и любовались берегами. А поскольку сутки уж питались как попало, команда заказала на ужин борщ с мясом. Второй десяток лет покорно неся эпитимью походного повара, начистил и накрошил картошки, чтобы как только ткнемся в берег на стоянку, сразу ведро на огонь. Однако ни борща, ни самого ужина, ни даже, как потом оказалось, завтрака… не получилось, потому что вместе с наступлением ночи пошел прямой и ровный дождь. Выходить на берег не имело смысла, а посему решили плыть.
Под мерные всплески весел вахтенных Николая и Саши мы с Михаилом засыпаем, устроившись кой-как на вещах. И под ровный шум дождя, бесконечный нудный плеск воды под самым ухом за бортом являются чувства мрачной безысходности и кажется, что так будет вечно. Где-то за полночь судьба-злодейка "подарила" старый понтонный мост без прохода, и пришлось выбираться из нагретого "гнезда", лезть под дождем(!) в воду, разгружаться, обносить вещи, перетаскивать яхту, - полный турминимум…
МИТРОХА ГАВКИЧ
По многолетним походным приметам, дождь на старте - добрый знак. Он всегда был к хорошей погоде и попутному ветру. Однако теперь в это больше не верится, поскольку за две недели путешествия не было суток без дождя - невезуха.
…19 июля сыпать с неба перестало только часам к десяти утра. Пристали, где нашли поудобнее, развели костер побольше и пожарче - обогреться и обсушиться. Сварили на вчерашней готовой картошке ведро украинского борща с мясом, свежим зеленым лучком и майонезом, потом чай с пряниками вволю. Жить стало лучше, жить стало веселее. Перебрались на соседние пески, подкачали гондолы и опять - курс Nord-West.
Сегодня теплый серенький денек. Полный штиль и тишина. Разве что изредка покличет тоскливо над рекой одинокая чайка да прохрустит под веслами галька каменистого переката - и ни всплеск рыбы, ни звон комара не потревожит этого безмолвия. В такие минуты относительного безделья, когда машешь веслом, а голова свободна, невольно мысленно вновь обращаешься к идее, позвавшей в столь дальний путь. После двух лет сбора материалов для будущей книги об экспедиции кажется уже, что каждый метр-километр здесь - сама история коренного Государства Российского.
В прошлом году заместитель начальника Лузского управления культуры Светлана Шихирина подарила мне топонимический словарь-справочник о районе. Проштудировав его от начала до конца, я был удивлен тем, насколько богато историческим прошлым наше Полузье - прародина многих нынешних вятских. Согласно данным словаря, 42 деревни и села, в большинстве своем “живые” и сегодня, зародились в… ХVI веке: Ивашово - в 1505-м, Василево и Рагуйлово - 1528-м, Ельцева гора - 1531-м, Лальский погост, нынешний Лальск - в 1570 году. Еще 39 сел и деревень возникли в ХVII веке. Разумеется, это связано с активным развитием торговли, а вместе с ней и всего хозяйства Русского Севера в ту далекую пору. Именно отсюда, с опережающе развивающегося крайнего севера области, по нынешнему вятскому краю шла демографическая, хозяйственная и культурная "волна" жизни.
Не считая себя краеведом и не ставя целью глубоко вдаваться в прошлое, из тысяч страниц уже собранного материала выбираю интересное, любопытное, занимательное. Тем более что жизнь всегда этим изобилует.
Например, есть у Лузы приток - речка Недума. Вытекает из озера Черного. Длина ее - всего 4 километра. Однако километры эти… рукотворные. По легенде, создатель здешней Усть-Недумской церкви отец Леонид прокопал эти 4 километра лопатой(!) и соединил руслом озеро и старицу Лузы. И говорят, что однажды он прилег отдохнуть, задумался и уснул. И приснился ему ангел и сказал: "Копай, не думай". Отсюда и название притока. Кстати, немало подобных рукотворных рек-каналов выкопано священнослужителями на Соловецких островах, о чем речь впереди.
Еще факт любопытный. У деревни Поднекрасово есть Митрошинский ручей. По преданию, название его произошло от имени крестьянина Митрохи, жившего в этой деревне. Так вот Боженька "наградил" его таким сварливым и стервозным характером, что он без памяти любил указывать на чужие, по его мнению, недостатки и был так неутомим в "обличении" их, что как собака набрасывался с гавканьем на жертву, - отсюда и прозвище. Какую же надо иметь "силу дара", чтобы не плодами труда, а этим вот гавканьем оставить о себе след на земле!
Вечером миновали границу нашей области и вошли в Вологодскую. Событие это запомнится пожаром по правому берегу, где торфяные отложения на протяжении метров 100 горели, наполняя округу удушливым, с характерным запахом, дымом.
"ПРИХОДИЛИ ВЯТЧАНЕЕ РАТЬЮ..."
Три следующих дня, пока шли до устья Лузы и по низовьям Юга, запомнились холодом, встречными северными ветрами и дождями. Одежда не успевает высыхать, и только перед сном, в палатке, переодевшись в запасной комплект и забравшись в новых шерстяных носочках в особо оберегаемый от влаги спальник, обретаешь сухой уют и тепло. С утра, в относительное затишье, еще можно идти на веслах, но ближе к полудню ветер крепчает, поднимается встречная волна, начинается качка-болтанка на измот - и легче идти по берегу бурлачить, то есть вести яхту на фале.
Пески здесь бесконечные и необъятные, похожие больше на песчаные пустыни с настоящими дюнами, словно в Аравии. Идешь по урезу вод, и под ногами метет с шипением песчаная поземка, а в шквальные порывы поднимается будто песчаная буря, как в Сахаре, - береги глаза и рот не разевай. И очень холодно. От студеного ветра не спасают ни штормовка, ни рубашки-свитера. Греешься своим теплом на ходу, а потому нельзя останавливаться.
К вечеру 22 июля подошли к устью Юга, к месту, где он, сливаясь с Сухоной, образует Северную Двину. Слева за невысоким мысом берега город легенд - Великий Устюг, и удовольствие встречи с ним оставляем на завтра, встаем лагерем. Справа луга, за которыми на взгорье красавец Троице-Гледенский монастырь - одна из жемчужин Русского Севера, место паломничества туристов. У него богатая летопись, полная важных и не очень фактов.
История города Гледен берет начало еще в ХII веке, когда на земли финно-угров в бассейне Юга и Сухоны пришли колонисты из Ростово-Суздальского княжества. Одну за другой они заложили две крепости: Гледен - на мысе у слияния Юга с Сухоной и Устюг - в излучине левого берега Сухоны близ устья. Гледен, бывший главной военной цитаделью, постоянно подвергался осадам и нападениям и был окончательно уничтожен нашими потомками-вятчанами в 1438 году. В знаменитом летописце Петра Юринского на этот счет есть такое сообщение:"В лето 6946 (то есть в 1438 году) на Троицын день приходили вятчане ратью на Устюг Великий, град Гледен сожгли и пуст учинили, людии вси в лес убегли".
На месте порушеного вятчанами Гледена теперь монастырь с двумя сторожевыми башнями.. Всякого, кто побывал здесь, поражает великолепие золоченого иконостаса "с писаными ангелами и херувимами" в Троицком соборе, построенном стараниями игумена Геннадия в 1776 - 1783 годах. Приезжающим сюда на экскурсию туристам рассказывают еще, что игумен Геннадий, прославивший себя созданием такого чудо-иконостаса, помимо забот о "художествах" постоянно боролся с "непорядочными пьянственными и буянственными" поступками послушников. В соседней, существующей поныне, деревне Морозовице в ту пору был кабак, куда наведывались не только некоторые из братии, но и служители. Кое-кого из пьяных "самовольщиков" отправляли даже на "перевоспитание тяжкой эпитимьей" в дальние монастыри.
Русский, он и в монашестве русский...
“БЫСТЬ НА УСТЮЗЕ…”
О Великом Устюге, городе-музее на Севере земли русской, о роли его в развитии национальной культуры и духовности, талантах, принесших ему мировую славу, написаны десятки книг. Возникший восемь веков назад в уникально удобном по географическому расположению месте у слияния двух рек, образующих третью, он всегда был не только военным форпостом, но и одним из центров православия и торговли нашего Отечества. История его настолько богата именами и датами, что нет даже смысла “надергивать” для кратких путевых очерков более значимое, ибо в истории незначимого нет. А лучше, наверно, будет рассказать, что увиделось самим и осталось в памяти.
К Великому Устюгу мы подошли вечером 22 июля и встали лагерем буквально в ста метрах от слияния Юга и Сухоны. Коля Рычков с Сашей Петровым остались “на хозяйстве”, а мы с Михаилом Смышляевым направились за продуктами в… Дымково - слободу, как у нас за Вяткой против Кирова. Вернее, у нас она, как в Устюге, поскольку название отсюда принесли. И пока шли три километра туда и три обратно по берегу Сухоны, любовались привольем необъятных лугов, деревеньками, раскиданными тут и там. И совсем уж было глаз не оторвать от панорамы Устюга по левому берегу Сухоны в блеске золоченых куполов многочисленных его храмов по набережной. И как же я жалел, что не прихватил “Nikon” и не сделал лучшие бы кадры похода!
Ночь провели “весело”. До трех утра из-за реки, из города слышалось мерное знакомое буханье ударника дважды в секунду, обрывки музыки, треск петард - то ли дискотека, то ли праздник какой. А потом настал день, которого все ждали и который решено было весь посвятить экскурсии по городу.
Утром по-быстрому завтрак, погрузка, сто метров на веслах - и вот мы уже в самом центре необъятного трехречья. Слева - устье Юга, прямо - устье Сухоны, сзади - уже Северная Двина. А мы на своей махонькой алой чаечке словно в центре необъятно-огромного шара в синеве полусфер неба и воды. Берега по горизонтам темными полосками, а здесь только солнце, и только волны, и только ветер - ровный и студеный. Яхта с трудом идет под веслами навстречу течению и пенным волнам. И все это рождает впечатление чего-то сурово-мощного, торжественно-мажорного, былинно-русского, мифологически-сказочного. И думается – да, именно вот здесь, на далеком и суровом Русском Севере, и мог родиться и укрепиться в веках русский характер и русский дух! Здесь его корни!
Поднявшись по Сухоне на километр и оставив яхту и вещи под присмотр, пошли в город. После Котельнича глаз по привычке уже ищет горы мусора с пивными бутылками, грязным хламом, рваными обутками и драными диванами. Как уж удается это устюжанам, но мусорных гор нет даже на окраинах, а на чистеньких улочках ухоженные домики с резьбой по фронтончикам в северном стиле. Тротуарчики из досок, цветы в палисадниках, баньки и поленницы дров на усадьбах.
Вы идете дальше - и районный городок становится похож уже на город, а центр с его главными офисами фирм, большими и не очень супермаркетами, ресторанчиками и кафешками, улочками и двориками, выложенными сплошь цветным камнем, чистенький и вылизанный так, что уж кажется, будто вы в Европе, где-нибудь в тихом уголочке Будапешта. Здесь никуда не хочется спешить, а все гулять бы да лизать мороженое, да вывески всякие разные читать, куда и что тебя приглашают покупать.
Здесь круглый год много туристов, и в пестрой текучей толпе можно услышать то немецкую чеканную фразу, то с “полупроглоченным” языком английскую. Да и мы, сказать по правде, “вписались в колорит”. Перед походом все четверо купили у нас на рынке широкополые шляпы “а ля дикий Запад” - от солнца, и в Устюге на нас показывали пальцами и восклицали: “Вон, гляди, - ковбои!”
Как оказалось, вчера и сегодня, оба дня, устюжане празднуют День города. Как оказалось - а мы уже забыли, - вчера была суббота, сегодня - воскресенье, а потому на центральных улицах никакого движения машин, а все они забиты бесконечными рядами столов-лотков, которые пестрят и гнутся-ломятся от сувениров-игрушек-бижутерии. Чего тут только нет - батюшки святы! А вот чего нет, так знакомых нам пивнушек, куда забегают на “сто грамм и пончик”. Ни в центре города, ни на окраинах. Вот чего нет, того нет. Здесь другой какой-то уровень культуры. Вроде, те же русские, но уже не свиньи…
Потом прошлись по набережной, полюбовались храмами, построенными в разные века “старанием и казною” устюжских и московских купцов себе во славу и во спасение души. Собор Михаила Архангела (1212), древнейший в Устюге. Величественный Успенский собор (1290), на строительство и украшение которого “жаловали” деньги даже цари. Собор Прокопия праведного (1495), первого Христа ради юродивого на Руси, чудотворца и покровителя Великого Устюга, прославившегося спасением города от уничтожения каменной тучей. Церковь Вознесения (1648), храм Симеона Столпника (1725). Все это - жемчужины Русского Севера, полюбоваться которыми едут со всего света.
А еще сегодня был Праздник Лошади, и на ипподроме на набережной Сухоны, устроили скачки. А еще сегодня же был фестиваль мороженого, и местные и гости, вроде нас, проезжих, лакомились им.
Из “домашних заданий” на Великий Устюг выполнить все не хватило времени. Хотели побывать в одном из храмов, побывали в главном - Прокопия Праведного и даже, примкнув к группе туристов, послушали лекцию гида-монашки о его главных иконах-святынях. Здесь уникальный по красоте и высоте многоярусный резной и золоченый иконостас. Его не дают фотографировать, но он во всем своем блеске и цвете открыт и во всех альбомах и брошюрах. Хотели побывать на единственном в стране заводе “Северная чернь”, выпускающем уникальные ювелирные изделия с гравировкой по обычному и золоченому серебру, а может, и купить что-нибудь своим в подарок. Не побывали, а посетили заводской ювелирный отдел в супермаркете. Витрина метр на метр. Под лазерной охраной - червленое серебро и золото: кулоны, серьги, запонки, броши. И что ни вещь - произведение искусства. Искусство поражает. А цены - добивают...
Были в гостях у Деда Мороза. Здесь он родился - всем россиянам пригодился. Об этом расскажу под Новый год.
“МОЖЕТ, ВЫУЧУСЬ ФЛОТОМ УПРАВЛЯТЬ…”
Смотрю в зеленую корабельную карту, рабочую, потертую, с дырками на сгибах, пометками наспех по ниточке реки.
От Устюга Великого отошли поздно и встали лагерем у деревни Аристово. На ночь принял две капсулы дорогущего, купленного в Устюге, антигриппина: несколько уж дней температура и мутит, а болеть нельзя и некогда. Сказалась та первая ночь под дождем.
Утром все рано проснулись от холода - это двадцать-то четвертого июля! Приготовил плов по редкому рецепту, который команда, попробовав как-то, давно просит, - с сыром и рыбой. Не получилось - что-то забыл. Ничего, съели, однако.
Сегодня с утра солнце и ветер. Не фордевинд, чтобы прямо в корму, косой, но крепкий, а потому большой парус не ставим, идем на одном стакселе галсом. Демьяново, Красавино, Горка, Заухтомье - красивые деревни по берегам. Выйти бы, размяться, да минуты жалко: когда еще такой халявой Бог помилует. И так вот весь день шли почти без весел - на парусе, с которым Николай с Сашей, уж как заправские мореходы, управляются. Мы с Михаилом сегодня отдыхаем. А при безделье в голову лезут всякие мысли. В том числе и хорошие. А самая хорошая - о том, что сегодня первый день во всей экспедиции, когда мы идем путем Петра Великого - российского государя-реформатора. Причем мы тут первый раз идем, и скорее всего последний, а он прошел здесь дважды - пример и фора всякому туристу.
Первый раз он шел здесь на карбасах в 1693 году совсем молодым, когда ему исполнился лишь 21 год, чтобы основать на острове Соломбала у Архангельска верфь для строительства морских судов, и сам заложил на ней первый русский корабль. Вернувшись в Петербург, сразу стал готовиться в дорогу на другой год. В поход, назначенный на весну, отобрал лучших солдат для морской гвардии. Адмиралом будущего флота назначил бывшего своего спальника, а позднее князя Федора Ромодановского, вице-адмиралом - приближенного Бутурлина, контр-адмиралом - шотландца Патрика Гордона, большую часть жизни посвятившего “русской службе”. А себе взял - это царь-то “всея великия Руси”! - звание шкипера, корабельного капитана, и не велел себя иначе величать.
- По умению и знаниям своим я шкипер, не более, - говаривал на это царь Петр. - Ну да, может, выучусь флотом управлять.
Второй раз это было в мае 1694 года, когда шкипер Петр, отсалютовав Вологде из пушек, вышел на 22 карбасах под парусами на Сухону и направился в Архангельск. С радостью узнавал он берега, мимо которых проходил прошлым летом и которыми любовались мы нынешним. Под Великим Устюгом дал залп из всех орудий - леса окрестные содрогнулись. Дали и мы залп - из “Макарова”. По берегам эхо прокатилось. Все - по древнему морскому уставу.
СУДЬБА-ЗЛОДЕЙКА
В походе, когда вы предоставлены воле капризной бабы-судьбы, всегда пусть за маленькие даже удовольствия приходится платить дорогой монетой. День красивого полета по волнам под солнцем и парусом да при попутке вдохновил на “подвиг”: решили идти ночью, благо на макушке лета они коротки. И надо же случиться такой подлянке, что в самую темь ветер резко сменился на встречный, хлынул, откуда ни взявшись, ливень, и ничего не оставалось, как чалиться.
На высоком берегу необъятные и голые, продуваемые ветром луга. Палатку ставить, - вымокнет все. Михаил ушел на яхту, устроился на палубе на вещах под полиэтиленом. А мы с Колей Рычковым и Сашей Петровым попытались все же развести костер, но заливает - и бросили затею. Наломав в кустах ивовых веток, они вдвоем устроились прямо на земле, не успевшей намокнуть, под полиэтиленом, а я лег на коврик в уютную низиночку под открытое небо, с которого лило, прямо под дождь: испытать новый, к походу сшитый, костюм из ткани-гидроизолятора. Когда ночь кончилась, а вместе с ней и дождь, Николай, Михаил и Саша поднялись сухими. А я в своей уютной низинке на коврике проснулся… в большой луже, натуральной луже дождевой воды, мокрый от подмышек до пяток в сапогах. Но это ничего. Для водника - турминимум. А за рекламу обидно: ткань испытаний не прошла.
Добравшись до песков, причалили на завтрак, с трудом развели на сырых дровах костер, доели вчерашний неудавшийся плов, зато напились горячего чая. Денек между тем распогоживался. Ветер был встречный, но не сильный. В рваных тучах, гонимых на юг, все чаще проглядывало радостное солнце, и жизнь уж не казалась такой мрачной.
РУСЬ УХОДЯЩАЯ
Великий Устюг – город-музей, один из центров культуры и духовности, остался в памяти хранителем истории освоения Русского Севера. А еще – следами времен относительно совсем не давних.
На брусчатой набережной, в самом центре, против храмов, полюбоваться которыми и помолиться едут сюда из дальних краев, красуется над Сухоной большой щит, сварной и капитальный, на котором броско:»Вода в реке отравлена. Купание запрещено!» После этих слов страшно плыть по такой воде и готовит на ней пищу.
Чуть поодаль, у речного вокзала, в хилом ивняке стоит … земляк наш! - Сергей Миронович Киров. Статуй раза в четыре пониже, чем у ЦУМа у нас в областном центре. И в той же позе, но скособенился, как Пизанская башня, и вот-вот упадет – матушка! - и ткнется рукой партийного вождя, простертой, как было у всех, в никуда, - в кучу строительного хлама. Видно, политическим ветром занесло, - когда Лальскую землю в советское время присоединяли к Вологодчине.
Еще чуть поодаль, уже в центре Устюга, в сквере среди голубых елей, памятник великому Семену Дежневу и всем первопроходцам и открывателям Севера – героям, известным всему миру! Имена и фамилии их, ставших символами былинно-героического прошлого Земли Русской, когда-то отлитые в бронзе, и сиявшие этой бронзой с широкой каменной стены поодаль, содраны, сданы в «цветмет» и пропиты. И, похоже, в знак благодарности за принесенный тем самым доход местный ликеро-водочный завод взялся восстанавливать историческую память серийными наклейками на бутылки с водкой «Великоустюгские первопроходцы». Другого способа напомнить современникам об их великих предках не нашли.
Все это - следы вырождения или духовной гангрены нации. И чем дальше на север по реке, тем острее боль при их созерцании.
Вот Котлас. На подходе к нему мы увидели первые за два года катера, небольшие, портовые, - видать, на самые необходимые хозяйственные нужды: гравия намыть да бакена переставить. К берегу под городом причалить невозможно. Все дно Двины завалено топляками, тросами, битыми бутылками, прочим хламом. Рыжая пена волдырями-пузырями покрыла полтора десятка метров мелководья, и в этой химической помойке, сотворенной Сыктывкарским целлюлозно-бумажным комбинатом, два спиннингиста блеснят щук-мутантов, которые ночью светятся от фосфора.
Причалили кой-как, вышли, приготовили на этом промышленном сбросе комбината ведро борща с мясом и майонезом – первый хороший обед за двое суток, поели и… - остались живы. Пока Николай с Сашей Петровым сидели «на хозяйстве», сходили с Михаилом на вокзал, посмотреть поезда в обратную дорогу. К удивлению, поездов здесь – во все концы России. Сел в Котласе и вышел по желанию: Москва, Санкт-Петербург, Новороссийск, Симферополь… Не хочешь к морю Черному, пожалуйста – к Белому, к океану Ледовитому. Поездов туда еще больше.
Теперь у нас Котлас – перевалочная база и последний на маршруте крупный город до Архангельска. Между ними – почти 600 километров, на которых всякий мало-мальский хуторок, заимка ли охотничья, всякий даже метр безлюдно-неприютных пространств по берегам – сама история, и память о ней еще жива у многих.
Вот старичок Михин, наш новый знакомый из окрестной деревни Печорино. В болотных, выпачканых глиной сапогах, рваной куртке, с синим от студеного ветра лицом, ловит удочкой ершей «для кошки» и рассказывает о здешнем житье. До перестойки в местной округе было четыре сельсовета, - остался один. Ни людей, ни властей. Народу жило много и кормились заготовкой дров для пароходов, ходивших по Двине. А названия какие! – «Гоголь», «Пушкин», «Ломоносов», «Желябов», «Добролюбов», «Фрунзе», «Карл Маркс». И пристани были километров через 20.
Теперь – никого и ничего, а вся река во власти «отдыхающих», которых где-то там, в далеких городах, кто-то еще называет браконьерами. А у них будто дачные дома по берегам, японские «Меркурии» да «Ямахи» в сенцах, а то и целые катера с неводами устало покачиваются с утра до вечера под берегом. Но придет ночь, и лучше с дождем, и чтобы ни зги, и чтобы шипело и булькало кругом! Тогда ты, турист-идеалист, прибывший «за туманом и за запахом тайги», глаз ты в своей дырявой палатке до утра не сомкнешь. Тогда по всей реке вверх и вниз, сколько сквозь шум дождя из тьмы слух твой ни выловит, - мощно-крутой и спокойно-уверенный рокот моторов-двигателей. Это для тебя, ур-род, непогода, а для нас, парней реальных, путина. А если путина выпала клеевая и баксы косяком в невод идут, клювом-то не щелкай, а черпай их, черпай! Делай навар, как учил дедушка Карл, - на свое «светлое завтра»…
Такие вот нынче времена на Двине.
В ВЕКАХ СТОЯЛА КОМАРИЦА
Всякий знающий эти места советовал нам перед походом обязательно посетить церковь в Комарице, «которую вы ни за что не проедете». И когда за много еще километров показалась она на высоком левом берегу у самого обрыва, я вспомнил рассказ об истории ее того старичка Михина из деревни Печорино.
Оказывается, давно это было, когда торговый путь по Северной Двине только зарождался. И однажды очень богатый то ли вологодский, то ли вятский наш купец по фамилии Комаров шел здесь с товаром к морю Белому. А выдалась в тот год дружная весна после снежной зимы, половодье по правым берегам разлилось до горизонта, будто море, и случилась ночью буря, страшная и с ливнем. И стало комаровские карбасы с товаром и самого Комарова так трепать, что уж ни товаров этих, ни богатства дома, ни имени и славы, которыми в миру «пупился», не стало ему жаль, - а только бы остаться живу. И принялся он Бога молить во спасение и на купецкий манер со Христом торговаться. Мол, если ты, «святый Боже», помилуешь к утру благодатью на берег твердый в целости выбраться, так, мол, где нога моя купеческая ступит, тут и храм возведу во славу тебе и капиталов «на красу» не пожалею, - слово твердое!
В те поры Владыко наш небесный таким словам еще верил, да и цена ему подошла, ну и сторговались. Помиловал он купца Комарова. А купцы тогда, предприниматели, по-нашему, слово свое тоже держали. И не пожалел купец Комаров капиталов и возвел на берегу такой храм, что сколь веков минуло, а мы в двадцать первом, 27 июля как вошли, да как по двум его этажам полазили, так с разинутыми от восхищенья ртами на волю и выбрались. Потому как ничего до этого подобного ни в одном еще походе в храмах не видали. Церковь двухэтажная. На первом – большие залы под сводами. Иконостас, полы, - все содрано-раскопано. На втором по стенам, в самое небо уходящим, роспись по штукатурке – фрески на библейские сюжеты. Письмо тончайщее, искуснейшее, краски сочные, будто вчера нанесены, хотя, конечно немного потускнели, так ведь оно сколько веков минуло! И давно бы фрескам этим разграбленным быть, да как разграбить… штукатурку?!
Ну и богат же, видно, был купец Комаров, если храм двухэтажный возвел с фресками красоты такой, что всякие там итальянцы и голландцы отдыхают! И перепугался же, видно, в ту ночь! А за то, что слово свое сдержал, Господь его славой на века помиловал, а край здешний - богатством. До сих пор купца Комарова помнят, а вокруг храма вскоре начали строиться. Образовалось большое село – центр пяти волостей, все жители которых называли себя комаричанами. И славились эти комаричане по всей Северной Двине от Архангельска до Устюга Великого земледелием, скотоводством, а еще судостроением. Продавали во все концы здешнего северного края много хлеба, мяса и промысловых судов: лодок-шитиков, обласов, дощаников и насад для перевозки товаров по Двине.
Жизнь кипела – трудовая, людная, торговая. А теперь места эти пустынны. И живет возле храма на речном берегу единственный хранитель его не по должности, а по зову души Евгений Александрович Щукин, собиратель документов об истории родного ему края, двинском купечестве и Комарицкой жемчужине. Честь ему за это и хвала!
“КРЕЩАЕТСЯ РАБ БОЖИЙ…”
От Комарицы до Красноборска, второго на нашем маршруте райцентра, два дня пути. И в эти два дня терпению нашему пришел конец. Ледяной, пронизывающий до костей Nord с издевательски-нежным названием левентик, в переводе с морского - северный в нос, высокая встречная волна и болтанка, километры пешего хода по берегу бурлаками с яхтой на фале, страшный герпес у половины экипажа и насморк у всех от простуды - все это за две недели достало. И когда подошли к Красноборску, в котором удобно закончить этап, решили сниматься с маршрута - почти на неделю раньше намеченного. А в утешение судьба преподнесла удовольствие редкое.
Причалив к берегу у Красноборска, пошли в поселок. Слева дома окраинной улицы, справа кладбище. А при нем церковь. Открыта. Вошли - и (вот же счастье!) настоятель-батюшка отец Валентин начинает обряд крещения. Да какой! Сразу шесть или семь мам стоят в рядочек с младенцами на руках, и только у одной рядом девочка лет пяти, - такой ангелочек! - щечки аленькие, светло-соломенные букольки в завитушечках.
Млея от подвалившего счастья и опасаясь быть изгнанным, достаю “Nikon” и, улучив минуту, спрашиваю у батюшки, можно ли снимать, а он отвечает: ”Попробуйте”.
Обряд начался. Младенцы - кому годик, кому два - над купелью ведут себя по-разному. Отец Валентин омывает каждому головку святой водой, и безгрешные пока маленькие рабёнки божии кто помалкивает испуганно, кто на всю церковь верещит. А батюшка приговаривает нежно всякому нужные по канонам обряда слова и надевает на шейки алюминиевые крестики на льняных шнурочках - от церкви. И теперь у меня целая пленка поистине библейских сюжетов.
Пока идет треба, мы с Михаилом Смышляевым беседуем в сторонке с матушкой Татьяной, удивляемся молодости ее и ее супруга. Оказывается, у них уже восемь детей - рекорд по всей Архангельской епархии. А еще рассказывает она удивительную историю об этой Троицкой церкви. В 1937 году, в пору “воинствующего атеизма”, когда христианские святыни громили, пришли коммунисты церковь взрывать. А алтарница бабка Варвара заперлась и не выходит, говорит: ”Взрывайте вместе со мной, антихристы”. И приходская “двадцатка” встала вокруг храма и сказала тоже: ”Взрывайте вместе с нами”. Не поднялась, однако, рука у “антихристов”, не стали в тот день церковь взрывать, перенесли взрыв на завтра, а бабка Варвара как заперлась, так семь лет из храма и не выходила. А кормили ее всем селом по ночам, подавая пищу в окошко. Так и уцелела Троицкая церковь в пору мракобесия, одна из немногих.
В память об алтарнице Варваре в парке Победы, на высоком берегу Северной Двины, рядом с памятником красноборцам, погибшим в Великой Отечественной войне, установлен большой крест с чеканенным по бронзе барельефом спасительницы Варвары.
Вот ведь есть какие герои на Руси!
Анатолий ВЫЛЕГЖАНИН,
заведующий издательским отделом
Вятского регионального Центра русской культуры,
член Союза писателей России,
руководитель Беломорской Экспедиции.
фото автора
